Евангелие в памятниках иконографии - [3]

Монография Н.В. Покровского, не считая введения, где освещены задачи, приемы и источники исследования, расчленяется на три части: в первой рассмотрена иконография детства Христа, во второй — факты его общественного служения, в третьей — иконография конечных событий евангельской истории. Каждая из названных частей распадается на главы, соответствующие основным эпизодам сводного евангельского рассказа. Таких глав девятнадцать, и они образуют девятнадцать специальных исследований. Особенно внимательно изучены Благовещение, Рождество, Сретение, Поклонение волхвов, Бегство в Египет, Крещение, Преображение, различные эпизоды учения Христа и его чудеса, Воскрешение Лазаря, Вход в Иерусалим, Тайная вечеря, Распятие, Воскресение, Вознесение и Сошествие Св. Духа. Но и другие, менее значительные темы — Встреча Марии с Елизаветой, Явление ангела Иосифу, Путешествие в Вифлеем, Возвращение св. семейства из Египта, Избиение младенцев, Учение двенадцатилетнего Христа в храме Иерусалимском, Искушение Христа в пустыне, Изгнание торговцев из храма, Омовение ног, Молитва в Гефсиманском саду, Предательство Иуды, Суд и бичевание Христа, Отречение Петра и Смерть Иуды, Испрошение тела у Пилата, Снятие с креста и Положение во гроб, Сошествие в ад, Явления Христа женам-мироносицам и Уверение Фомы — тоже получили надлежащее научное освещение. Ни один факт, ни одна любопытная черта в иконографии Евангелия не ускользнули от внимания Н.В. Покровского. Им все замечено, собрано, выяснено, истолковано. Благодаря этой полноте и филигранной обработанности материала его книга является полноценным исследованием и таким же полноценным справочником. Недаром она получила лестные, даже восторженные отзывы русских и зарубежных ученых, справедливо охарактеризовавших труд Н.В. Покровского как выдающееся достижение мировой науки.

По афористичному определению Н.П. Кондакова, иконография — «азбука церковного искусства». Ни один исследователь средневековой живописи не может миновать этой азбуки, хотя бы потому, что многие элементы иконографии являются вместе с тем и элементами стиля. Не приходится, однако, напоминать о том, что всякий иконографический образ имеет содержание, независимое от способов его воплощения, от художественной формы. И здесь таится черта, позволяющая абстрагировать образ иконографический от образа художественного, изображение-схему от изображения-искусства. Такое абстрагирование крайне характерно для XIX века, поскольку большинство произведений средневековой живописи, оставаясь под записями и другими позднейшими наслоениями, передавало лишь контуры рисунка, но не художественный образ, складывающийся обыкновенно из диалектического взаимодействия разных элементов формы и содержания. Чтобы лучше осознать различие иконографии и художества в искусстве, достаточно сослаться на дистанцию между алфавитом и словесностью. Но точно так же, как неправильно было бы поносить лингвиста только за то, что он, изучая историю языка, отвлекается от изучения литературы, принципиально неверно осуждать Н.В. Покровского за его увлечение именно иконографией, а не искусством, которое немыслимо без азбуки-иконографии. Напоминание об этих простых вещах необходимо, поскольку отдельные ученые с презрением или в лучшем случае с иронией говорят о тех, кто изучает иконографию и только по этой причине будто бы туп к художественной форме как таковой.

Особенностью иконографических исследований Н.В. Покровского является их насыщенность материалом русского происхождения. «Православность» ученого здесь, однако, ни при чем, хотя Н.В. Покровский критически отзывался о представителях римской школы, которые предвзято выводили всю византийскую иконографию из живописи катакомб и римских мозаик. Н.В. Покровскому, напротив, были очевидны восточнохристианские источники большинства ходовых сюжетов византийского искусства, которое черпало их на почве Сирии и Палестины, придавая, естественно, своеобразную, проникнутую духом эллинизма стилистическую окраску грубоватым образам народной фантазии Востока. «Восточными» были в глазах Н.В. Покровского и русские памятники, удержавшие в силу общего консерватизма русского искусства многие специфические черты как византийской, так и восточнохристианской иконографии в целом. Поскольку множество произведений греческого и восточнохристианского искусства оказалось утрачено, а уцелевшие образцы, за немногими исключениями, еще дожидались открытия и научного изучения, богатый русский материал приобретал неоценимое значение. В чрезвычайно выгодном положении находилась и вся русская наука, которая могла решать самые капитальные проблемы церковной археологии, щедро черпая нужный материал из отечественных памятников искусства и русской религиозной письменности, объяснявших и уточнявших смысл самых темных и непонятных подробностей византийской иконографии.

Отчетливая осознанность интернационального долга русской медиевистики определяет не только главную работу Н.В. Покровского по иконографии Евангелия, но и другие труды ученого — уже упоминавшиеся «Страшный суд в памятниках византийского и русского искусства» и «Стенные росписи в древних храмах греческих и русских», четырехтомный обзор Сийского иконописного подлинника (1895–1898), пояснительное издание лучших памятников Церковно-археологического музея при Петербургской духовной академии (1902) и, наконец, отлично аннотированную публикацию исторических и художественных древностей из ризницы Софии Новгородской (1914).