Евангелие в памятниках иконографии - [2]
Монография «Евангелие в памятниках иконографии» появилась в 1892 году как первый том «Трудов» VIII археологического съезда, состоявшегося в Москве, что, кстати говоря, наряду с обширной выставкой церковных древностей в Историческом музее ознаменовало особое значение этого съезда, созванного по случаю двадцатипятилетия Московского археологического общества.
Памятники евангельской иконографии изучались и до Н.В. Покровского и после него, но ни одна другая работа на эту тему не достигает фундаментальности его труда. Популярная у византинистов книга Г. Милле, изданная в 1916-м и заново перепечатанная в I960 году, не заменила исследования Н.В. Покровского, поскольку она ограничена изучением позднейших памятников, причем с очевидным уклоном в историю искусства, а не собственно иконографию, как у Н.В. Покровского. И если книга Г. Милле до сих пор считается единственной в своем роде, то это свидетельствует только о слабом знании русской научной литературы западными учеными, но никак не о второстепенности книги Н.В. Покровского. Последняя была и остается главным пособием для каждого, кто обращается к изучению иконографии Евангелия. Такая долговечность научного исследования большая редкость, и она лучше всяких слов говорит о значении Н.В. Покровского в истории отечественной и мировой науки.
Свою книгу Н.В. Покровский готовил как диссертацию на соискание докторского звания, которое дало бы ему возможность занять профессорские кафедры в Археологическом институте и Духовной академии. Однако он не сразу утвердился в мысли писать об иконографии Евангелия. В автобиографии он сообщает о своих колебаниях: «…я хотел непременно остановиться на такой теме, которая, при богатстве содержания, не была еще никем серьезно обработана и поэтому представляла интерес новизны и в обработке которой я мог бы быть вполне самостоятельным и компетентным». Обратившись наконец за советом к Ф.И. Буслаеву и А.И. Кирпичникову, он под их влиянием остановился на евангельской иконографии. Задуманная работа была написана в беспримерный для такого исследования срок, за пять лет, включая специальные поездки на Ближний Восток, в Европу и по России для ознакомления с памятниками искусства на местах. Более того, от основной темы отпочковались и выросли в самостоятельные исследования еще два обширных труда Н.В. Покровского: «Страшный суд в памятниках византийского и русского искусства» (1887) и «Стенные росписи в древних храмах греческих и русских» (1890).
Изображения на темы евангельской истории занимают в средневековом искусстве исключительно видное место. Они выходят далеко за пределы обыкновенной иллюстрации текста. Подобно самому Евангелию, на котором основана масса литературных произведений, изображения евангельских событий, удерживая общий тип того или иного эпизода, обладают безмерным количеством вариантов, направленных прежде всего на обогащение скупых сообщений евангелистов. Понятное желание знать о жизни и чудесах Христа как можно больше и лучше толкало человека на приращение этого знания всеми доступными путями: записью устных преданий, восполняющих недостающие эпизоды жизни Христа и Богоматери, многоопытным богословским истолкованием Евангелия, поэтической разработкой текста, наконец, простым сочинительством, что особенно типично для народного воображения, всегда готового разукрасить известный рассказ деталями, почерпнутыми из окружающей жизни. Общая эволюция религиозного сознания и перемена взглядов на задачи искусства тоже содействовали осложнению евангельской иконографии. Достаточно указать на совершенно иные, чем в России, пути европейского искусства с эпохи Возрождения, определившего через посредничество Голландии, Германии и Польши поразительное разнообразие русского искусства XVII века. Иконография Евангелия, как она представляется по византийским и русским памятникам, имеет, следовательно, свою историю, причем последняя охватывает более полутора тысяч лет и находится в прямой зависимости от религиозных и художественных идей различных эпох. Такими были общие соображения Н.В. Покровского, когда он приступил к исполнению задуманного труда. Ему предстояло выяснить зарождение евангельской иконографии, пути ее последующего развития, смысловое значение множества общих и индивидуальных решений, наконец, ту невероятную по смешению различных элементов сумятицу, которая характеризует новогреческое и позднейшее русское искусство. Чтобы представить всю картину в ясных контурах и оттенках, Н.В. Покровский нуждался в универсальном методе, который помогал бы ему в самых запутанных вопросах. Единственно возможным путем к достижению своей цели он считал сравнительное изучение вещественных памятников с памятниками древней письменности. Поскольку слово и письменность имели в средние века безусловно первенствующее значение и в подавляющем большинстве случаев изобразительное искусство воплощало уже записанную мысль человека, научный метод Н.В. Покровского был единственно правильным для его широко задуманного исследования.
Подобно Н.П. Кондакову, который не видел возможности написать историю византийского искусства без выявления и предварительного изучения его главнейших памятников, Н.В. Покровский потратил немало усилий на приведение в известность наиболее характерных и наиболее любопытных изображений, уклоняющихся от основных образцов. В ряду источников первое место отведено разнообразным лицевым спискам Евангелия, начиная с кодекса VI века из Россано и кончая обильно иллюстрированными молдавскими и русскими рукописями XVI и XVII веков. Далее следуют греческие и русские лицевые рукописи Псалтири, Слова Григория Назианзина, минологии, акафисты и различные сборники. Немало извлечено из церковных росписей и самого многочисленного вида источников — из русских икон, причем обращение к иконам дополняется сведениями, которые дают толковые и лицевые подлинники. Наконец, не рассчитывая, правда, на полноту материала, Н.В. Покровский использует памятники западного искусства, прежде всего там, где последние заимствуют и по-своему трактуют редкие мотивы, почерпнутые из греческой иконографии Евангелия.
«Древнерусские иконы, писанные на дереве, дошли до нас в огромном количестве: русские музеи, например Русский музей в Санкт-Петербурге, Церковно-Археологический музей в Киеве, заключают в себе обширные собрания их; немало их и в других столичных и провинциальных музеях, общественных и частных, в каждой старинной церкви встречаются они в иконостасах; нередки и в божницах частных лиц. По одному этому изобилию памятников, а также и по разнообразию иконы представляют обширнейший материал для художественно-археологических исследований…».
Если бы вы знали, когда и как вам придется умереть, распорядились бы вы своей жизнью иначе? К сожалению, никто не знает дня и часа своей смерти — вот почему лучше всегда «быть готовым». Эта книга раскрывает перед читателем различные виды смерти и знакомит с христианской точкой зрения на смерть.
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
Гностицизм. Самое загадочное еретическое течение христианства, окутанное бесчисленными мифами и легендами. Наследниками гностической ереси считают богомилов Византии и Болгарии, катаров Франции и Италии, а также масонов.Справедливо ли это утверждение?Где кроются корни гностицизма?Какое влияние оказало это учение на европейские оккультные, эзотерические и теософские школы?Действительно ли его основные постулаты нашли достойное отражение даже в массовой культуре XX века?Вот лишь немногие вопросы, на которые отвечает в своей поразительной книге известный историк и журналист Ричард Смоули.
Исследование посвящено самосожжениям и другим формам ритуального суицида старообрядцев – малоизученному феномену религиозной жизни середины XVII–XIX вв. Преимущественное внимание уделяется богословским спорам старообрядческих наставников о «гарях», статистике и локализации самосожжений, обрядам, предшествующим «огненной смерти», а также памяти о мучениках, сохраняющейся на протяжении столетий среди сторонников и противников самосожжений. Основой для выводов послужили многочисленные опубликованные источники, а также документы (преимущественно следственные дела), обнаруженные в архивах Москвы, Санкт-Петербурга, Архангельска и Петрозаводска.
В книге американского историка Томаса Вудса развенчивается культивируемая на протяжении трех столетий (начиная с эпохи Просвещения) и вошедшая в учебники антихристианская и антиклерикальная мифология – тенденциозное изображение Церкви реакционной силой, сопротивляющейся развитию науки, культуры и цивилизации в стремлении удержать народы в первобытной темноте и невежестве. Опираясь на результаты, полученные историками на протяжении последних ста лет при изучении истории европейского Средневековья и раннего Нового времени, автор показывает, насколько велика была роль Церкви и христианской религии в создании многих важнейших аспектов современной цивилизации – науки, права, искусства и архитектуры, сельского хозяйства, благотворительности и т. д.
Известный в церковных и научных кругах кандидат богословия, кандидат и доктор философских наук, профессор Дулуман Евграф Каленьевич, известный в советское время церковной и гражданской общественности своими богословскими, философскими и религиоведческими трудами. Евграфом Каленьевичем написано и опубликовано свыше 30 книг и брошюр на религиозную, философскую и атеистическую тематику. В различных уголках Советского союза прочитано свыше двух тысяч публичных лекций. К сожалению, с 1985 года — с начала "перестройки"- его лишили публикаций в прессе и устных выступлений в аудиториях.