Евангелие от Йохана - [2]

- Думаете, то, что в ящичке, как-то связано с нею? - спросил Джон.

- Боюсь, что да. Шеф задал мне вопрос... После бала, наутро после той ночи, поговорив с темнушником, Альберт Ланге заговорил со мною о Тьме, как бы между прочим. Он спросил, что бы я сделал, если бы Тьма предложила исполнить моё величайшее желание. В обмен на что, спросил я; ни на что, сказал шеф, просто так. Риттер, мне стало страшно.

И ты предал Ланге, подумал Джон; пришёл ко мне, рассказал его тайну, предал из страха Тьмы. Как хорошо, что ты предал.

- Величайшее желание, - произнёс он, смакуя слова, как пепел на языке. - Вернуть к жизни Ситу Сандани?

- Что это ещё может быть? - сказал Хольгер Витт. - Изменить прошлое они не в состоянии, иначе сами бы изменили, мы им для этого не нужны. Помните, Вы когда-то сказали, что нет хорошего способа воскрешать мертвецов? Это опасно, гибельно. Ваши слова. Что мне делать, герр Риттер?

- Помню, да.

Он и правда припоминал. В темнейшие часы Войны он говорил с людьми о Свете - с Виттом в том числе. Проповедовал, можно сказать, потому что рассказ о Свете и есть его проповедь. Видимо, произвёл большее впечатление, чем сам думал. Витт хранил те беседы в сердце и вот, много лет спустя, прилетел и сдал Джону шефа, который ему доверял. Имперцы не жалуют республиканскую веру, за неё в Рейхе только что не сажают, но Ланге не избавился от "просветлённого" адъютанта. Вот как Витт ему отплатил.

Это неправильные мысли, Джон знал. На самом деле Витт, если только успел, спас Ланге жизнь. И не только ему. Отчего же тогда сейчас горько?..

- Ничего не делать, - сказал он. - Вы с этим не справитесь, Хольгер. Оставьте мне.

Он дал Витту фору в полтора часа - тому и так придётся чистить лог поездки, не стоит являться на Фестунг, вися у него на хвосте. За это время Джон составил письма сестре, сыну и Карин Уорнер на случай, если он сам не вернётся - если тот, темнокожий лысый, встретит его и окажется лучшим бойцом. Практически невероятно, но всё когда-нибудь да случается в первый раз. Когда-нибудь и Джон Риттер умрёт.

Он догадывался, кем был лысый темнушник.

Уже подлетая к Фестунг, столице Рейха, Джон подумал, как будет воспринят его визит в это время года. Как компромисс, примиренчество и моральная сдача, так это назовут радикальные антиимперские СМИ в Республике, дома. Было четвёртое мая по старосоюзному календарю - канун дня Победы, большого праздника в Рейхе. Имперцы три дня будут пить пиво, водку, жарить сосиски и поминать павших. Республиканцы праздновали восьмого, на целых четыре дня позже. Учитывая, что процесс Джоанны инициировали в угоду Альберту Ланге и сам он выступил там свидетелем обвинения, появление Риттера ко дню Победы на Фестунг будет выглядеть как признание некой вины или даже отказ от сестры.

Он никогда не подстраивался под фальшь момента.

Пространство вокруг Фестунг пестрело кораблями. Неуклюжие крейсера ещё старосоюзных времён - эпохи до долгой гражданской войны, когда Рейх, Республика и ещё ряд меньших стран составляли одно огромное государство - степенно плыли в дежурных формациях на самых дальних орбитах. Они охраняли столицу. С её поверхности поднималось и на неё опускалось, словно роение пчёл вокруг улья, великое множество кораблей самых разных моделей: помимо масс транспорта, обычных для всякого развитого мира, в столицу Рейха на праздник прибыла целая флотилия досужих имперских граждан и иностранцев.

Джон подал посольский сигнал военных времён - у него не было новых кодов - и ждал эскорта. Его небольшой корабль должны были препроводить на космодром дворца.

Адмирал Ланге встретил его в смотровом павильоне, сидя в кресле и сжимая ручку трости. Всё тот же - крепко сбитый, коренастый и давно уже совсем седой. Трость была с секретом - в шафте скрывался клинок. Альберт Ланге неплохо с ним управлялся. Ходить без трости ему было трудно после ранений. Когда гость вошёл, адмирал поднялся навстречу, и на его лице отразилась боль, которую он тут же спрятал.

- Риттер, - Ланге помедлил, прежде чем подать ему руку, но всё-таки это сделал. Они когда-то были врагами, однако двенадцать лет назад стали союзниками в войне против захватчиков-уан, войне, которая стала Войной с большой буквы. Когда Джон овдовел, штатсшеф Рейха прислал ему соболезнования. В набранном от руки сообщении не было ни следа злорадства. Ланге нравился Джону; магистр сострадал старому адмиралу столько лет, сколько знал его. В другой судьбе и жизни они бы могли стать друзьями.

Не теперь.

- Добрый день, адмирал.

Ланге не спросил его, в чём дело. Значит, догадался. Плохо. По пути Джон лелеял надежду, что всё не настолько страшно, в контейнере артефакт или какое-нибудь обезболивающее - чем только не шутит Тьма. Не все технологии Тёмных были смертельно опасны, лишь большинство из них. Но выражение лица Ланге, жёсткое и какое-то замкнутое, не внушало особенного оптимизма.

- Вам повезло, что я отдыхал сегодня, - сказал штатсшеф. - Прибудь вы вчера или завтра в это же время - ждали бы окна в моём расписании, как и всякий внезапный гость.

Внезапный. Незваный гость - хуже вормера.