Евангелие от Соловьева - [36]

Продавец попался с потерянной сексуальной ориентацией. А может, как русалочка, обменявшая голос на пару стройных ножек (не надо вспоминать Пушкина — «Только вряд найдете вы в России целой две пары стройных женских ног»), этот раб моды отдал мускулинность в обмен на безупречный вкус, кто знает. На примерке я с удовольствием ощутил всю радость похудания. Есть прелести и в пашем деле, хе-хе, теперь-то я помодничаю. Прочь билловские тряпочки — Москва прислушивается к воркованию итальянских мастеров.

Вот он я, весь небесно (во всем многообразии смыслов) элегантный, в кашемировом пальто, костюме тонкой шерсти в модную полоску и вызывающе яркой рубахе, готов открывать двери спален вытянутым мысом стильного ботинка. Мачо в городе.

Кстати, пора договариваться о приятном времяпрепровождении.

— Здорово, Санек.

— О, какие люди, сам Владимир Рудольфович! Сколько лет, сколько зим — куда запропастился?

— Увидимся, расскажу. Ты уже обедал?

— Нет.

— Буду в «Боско», подруливай и возьми с собой каких-нибудь подружек. А то я уже забыл, чем мальчики отличаются от девочек.

— Не обещаю, но подумаю. Может, кто из подружек жены?.. Они как раз в городе шляются... Все, сейчас своей позвоню. В «Боско» буду через час-полтора.

— Жду.

Глава двадцать восьмая

В прекрасном настроении я вышел из магазина, попросив служащих утилизировать остатки американского гостеприимства, и отправился ждать вечерних развлечений.

Спустя пару минут я сидел за столиком «Боско-Кафе» и разглядывал праздношатающуюся толпу на Красной площади.

Заказав капуччино и фирменный фреш, я не смог сконцентрироваться ни на хорошеньких модельках, постреливающих на меня глазами из-за соседнего столика, ни на шапочных знакомых, приветливо выражающих узнавание и восхищение резким преображением.

— Волков? Монтеньяк? Промывание? Голодание?

— Отнюдь, чудо. Просто чудо. — Как всегда, правда воспринимается шуткой.

Телефон как прорвало — звонки с телевидения и радио. Уже все знают, что я в Москве и встречался с президентом. Все в курсе, что я выполняю особо важное задание и поэтому могу не беспокоиться, мои места останутся за мной и будут ждать с нетерпением... И бла-бла-бла...

Ах, мои милые наивные работодатели! О чем вы? Когда мое особо важное задание завершится, вы уже будете распределены по деяниям вашим по вечным квартирам. А я буду, попивая амброзию, тусоваться с Даниилом.

Стоп. Есть нарушение формальной логики. Если добро и свет воплощены в Данииле, то кто же зло и тьма? Рассуждения о Гитлере и иже с ним очевидны, но сейчас не годятся — они мертвы, а зло — нет. Так кто же его воплощает теперь? Террористы всех мастей? Не думаю. Они сеют страх и разрушение, но никак не обольщение. Даже на роли приспешников не тянут. Так, любители. Или, выражаясь языком партийных документов, — «и примкнувший к ним Шепилов». Примкнувшие, не более того.

Пойдем от противного. Кто противостоит Даниилу и Его апостолам (это я так о нас с Биллом), сразу и не скажешь. Сумасшедший Енох? Его никак не назовешь злом. Зануда, но не враг человечества. Волошин ? При чем здесь Волошин? Неточно формулирую — не «при чем», а «зачем». Зачем он здесь?

Фрагменты мыслей собрать в единую картину бытия не удалось. Отложим до следующего раза лего для апостолов.

Александр Стальевич шел мимо Мавзолея по направлению к кафе. За ним следовала охрана в черных костюмах, уместных лишь на похоронах их владельцев, из ушей свисали проводки, обеспечивая связь гуманоидов с базой. На невыразительных рыхлых лицах застыла профессиональная тупость. Их походка напоминала гусиную развалку. Только вместо отвисшего брюха эти гусаки поддергивают оттягивающие брюки к коленям рацию и пистолет в доставшейся по наследству кобуре. Со стороны они кажутся донжуанами с гипертрофированными рабочими органами, нуждающимися в ежесекундном внимании владельцев, а то прищемит толстыми ляжками все достояние к чертям собачьим. Что говорить — плохие танцоры, ну и очевидно, что им мешает.

Надеюсь, управимся до приезда Сашки с дамами. Не то кремлевские мечтатели испортят вечер.

— Владимир, — голос шел со спины, из глубины кафе.

Я обернулся и не смог сдержать улыбки, уж больно все начинало походить на дешевый водевиль. Передо мной стоял один из самых таинственных и влиятельных российских политиков, замглавы администрации. Сам господин Сурков. Интересно, они сговорились устроить здесь разборку на троих и оба следили за мной? Ой, боюсь, им не доставил радости мой вид в момент примерки новой одежды — у них и с ориентацией все нормально, да и я не красавец, если признаться.

— Присаживайтесь, одна из мыслей господина Волошина была о вас, что делало нашу встречу неизбежной.

— Занятно излагаете.

Приятной наружности интеллигентный парень моих лет, прекрасно сидящий строгий костюм, без всякого сомнения, сшитый на заказ в солнечной Италии за презренные североамериканские рубли, безупречно подобранная рубашка, расцветка галстука слишком строгая, чтобы быть изящной. Положение обязывает, как-никак левая рука президента, если считать, что Волошин правая, а рук две. Говорит с легким акцентом, почти незаметным, видно, что родился и вырос не в Москве.