Евангелие от Сергея - [9]

— Ой, не знаю, Мария, — ответила ей Елисавета, — у каждого свой путь к счастью и одной дороги нет. Бог даст — и ты найдёшь свою тропинку. Что-то мы заболтались сегодня, поздно уже, давай спать укладываться, — вдруг свернула она разговор.

В четыре руки они быстро убрали со стола и Мария отправилась в свой закуток, где, повздыхав немного, затихла.

Елисавета тоже улеглась и стала ждать тихого стука в дверь. Она понимала, что ещё рано, что Иоанн придёт не раньше, чем через час, но всё равно прислушивалась к каждому шороху за дверью.

24

— Только бы Мария не проснулась, — тревожилась она. — Нет, не проснётся, — тут же успокаивала она себя, — молодая: сон крепкий, гром грянет — не разбудит.

Наконец Елисавета услышала тихий шорох у двери, словно кошка, просящаяся в дом, царапала дверь. Елисавета бесшумно поднялась и, тенью пройдя по комнате, отворила дверь. Показав Иоанну знаком: молчи, она провела его за руку по темноте в свою комнату и они, стараясь не издать ни одного шороха, улеглись.

Против обычного, Елисавета тихо лежала рядом с Иоанном. Она положила свою голову ему на грудь и ему даже показалось, что она уснула. Обычно, стоило ему только прийти, как Елисавета, словно вихрь, набрасывалась на Иоанна: прижималась, целовала, а её язык не успевал за её мыслью. Елисавета шептала ему нежные слова, рассказывала какие-то истории, опять шептала что он самый-самый. Это был нескончаемый поток слов, прикосновений, поцелуев. Но не сегодня.

— Ты никогда не была такой грустной, — шепнул ей на ухо Иоанн. — У меня что-то тяжело на сердце, словно перед бедой, — ответила печально Елисавета. — Всё, видимо, оттого, что скоро мы надолго, если не навсегда, расстанемся и это сжигает меня до кончиков пальцев. Я лежу и вспоминаю каждую проведённую с тобой ночь. Ты можешь мне не поверить, но я помню каждую ночь. За эти последние месяцы я стала совершенно другая и порою даже спрашиваю себя: неужели это я? Неужели это я — та женщина, которая без устали может повторять ранее незнакомое мне слово *милый*? Неужели это я — та женщина, которая может заниматься любовью по несколько раз за одну ночь и это не пресыщает меня? Неужели это я? Как случилось, что за короткий промежуток времени я из обыкновенной набожной женщины и верной жены, чтящей закон и мужа, превратилась в женщину, ставящую во главу угла любовь и с бесстыдством попирающая все представления о порядочной женщине. Ещё полгода назад я бы первая осудила такую женщину, а теперь? Теперь я считаю это нормальным и даже больше: я считаю ненормальным для женщины жить с человеком без любви к нему.

Только вот кто нас спрашивает: любишь ли ты? Наши родители выдают нас замуж, стараясь побыстрей избавиться от лишнего рта в семье и неподчинение их воли — грех… Бог накажет меня Иоанн: встретив тебя, я

25

стала великой грешницей. Накажет, только вот я не понимаю — за что. Святые писания учат, что всё в нашей жизни даётся от бога: и власть, и деньги, и счастье, и любовь. Так если бог дал мне любовь, так как это может быть грехом?

Иоанну было непонятно, то ли Елисавета спросила его, то ли разговаривает сама с собой и он молчал.

— Что ты всё время молчишь? — Слегка толкнула она его в бок, — ответь мне.

— А я откуда знаю, — прошептал опешивший Иоанн, — ты столько наговорила, что у меня ум за разум за шёл.

— Я спрашиваю тебя: любовь — это божье наказание или награда?

— Наверное…, - тут он замялся, — …не знаю я, Елисавета, что ты меня спрашиваешь, вот бога и спроси. Он отстранил голову Елисаветы и стал целовать её губы, шею, плечи. Она замерла, дыханье её участилось, а когда Иоанн чуть сжал губами её напухший сосок, Елисавета застонала и, выгнув спину, падалась к Иоанну всем своим телом…

Иоанн откинулся на спину и дышал как загнанная лошадь. Опомнившаяся Елисавета, боясь что они разбудят Марию, закрыла его рот ладонью.

— Тише ты, — прошептала она прерывистым голосом, — Марию разбудешь.

— Сама-то, — только и прошептал сквозь её пальцы Иоанн.

Отдышавшись, Елисавета из печальной женщины превратилась в весёлую болтушку.

— А у тебя до меня были женщины? — спросила она Иоанна.

— Не-а, — соврал Иоанн.

— Врешь!

— Я тебя умоляю, — искренне возмутился Иоанн, — откуда? Я стеснительный и робкий. Для меня легче переплыть Галилейское море, чем попросить у женщины.

— Врешь, — опять прошептала Елисавета, — да кто откажет такому красавцу?

— Ей-богу, Елисавета, — взмолился Иоанн. — Хотела одна сооблазнить в Египте, всё приставала, а я у её мужа служил и не позволил себе оскорбить хозяина.

— А как она к тебе приставала? — заинтересовалась Елисавета, — расскажи.

26

— Ну, я уже и не помню, — ответил Иоанн, — глазки строила, заигрывала, ей-богу, не помню, забыл.

— А ты теперь к ней собрался? — с ревнивыми нотками в голосе спросила она его.

— Нет, что ты, я и забыл давно её, это ты своими распросами напомнила мне о ней.

— А что ты там будешь делать?

— Ещё не знаю, Елисавета. Египет большой и найти работу там гораздо проще, чем здесь.

— Ну, а меня ты будешь вспоминать? — с надеждой в голосе спросила его Елисавета.

— Как же я могу тебя забыть? До самой смерти ты будешь в моём сердце.