Евангелие от космонавта - [30]

— Тут же со скуки умереть можно. Почти все книжки, что с собой взял, перечитал. Вы уж мне, как в следующий раз прилетите, что-нибудь прихватите. Желательно боевик или детектив. В крайнем случае — альтернативную историю.

Между полетами к Перчикову, Майкл все основное время проводи у Ванессы. От нее и узнал он результаты анализов тех образцов, что были привезены им и Бережановым. Они оказались не такими уж неожиданными.

Молодцов продолжал рисовать свои картины, да периодически обследовать оборудование станции. Частенько беседовал с котом. Тот садился у самой двери и вслушивался в речь механика.

Вскоре поступили сведения, что базовый лагерь на территории города построен. И утром, на следующий день, два венерохода выехали в направлении радиомаяка, что по-прежнему давал сигнал (Вадим не решился его отключать).

В первой машине, которую вел Роберс, были: Молодцов, Бережанов, Ямамото и Федор Федоров (тот самый десантник). Во второй Степан Егоров, фон Штерн, Бьерн Норн и Микола Цибуля. Вел машину Бабушкин.

В венероходах слегка потряхивало. Пару раз они пересекли все ту же уже знакомую космоисследователям реку. Молчавший всю дорогу Федор Федоров, сделал предположение, что реки разные.

— Это одна и та же река, — сказал Бережанов. — Во время полета Роберса была сделана топография местности.

К вечеру оба венерохода сделали вынужденную обстановку. Предстояло поменять пилотов. Роберсу и Бабушкину требовался отдых, а до города еще нужно было ехать почти сутки. Это на венеролете, когда движешься по идеальной прямой, времени уходит куда меньше, а вот на машинах этого, увы, не получалось. Где-то приходилось снижать скорость, где-то объезжать препятствия, а ведь еще впереди лежал горный массив, с его серпантинами. Как сообщал в отчетах Перчиков, предполагалось по такому серпантину преодолеть горный перевал, чтобы попасть на небольшую равнину, заросшую непроходимым, как тогда казалось, лесом.

Роберс уступил место для Бережанова, а сам направился на заднее сидение, чтобы выспаться.

Сон

Полковник МкНил минут пять пристально смотрел в его глаза. И вдруг Роберс не выдержал и отвел их в сторону.

— Сегодня отправляешься на космодром, — произнес полковник, — а завтра уже будешь в космосе. Знаешь, я тебе Роберс, завидую, — признался Артур. — Всю жизнь мечтал слетать на Венеру, ну, или, по крайней мере, на Луну. Но не сложилось. Тебе же повезло. М-да, не каждому дано увидеть другой мир.

Майкл понимающе посмотрел на полковника. Человека можно было понять. Грезить, мечтать, а в результате оказаться обычным бюрократом, без закорючки которого не один полет не состоится. Вот и сейчас, тот поставил подпись под бумагами. Роберс хотел было уйти, после того, как выслушал дюжину инструкций, как вести себя во враждебной среде, но Артура МкНила пробила сентиментальность. Словно платину прорвало. Затем тот вдруг замолчал, смотрел на него, словно хотел проникнуть в душу, а потом вновь выплеснул поток слов.

— Ну, да ладно. В последний раз напомню тебе, — сказал полковник, — будь осторожен. Не доверяй, особенно русским. Противный народец, лично мне он не по душе. А, теперь ступай.

Роберс встал. Поправил китель, хотел было уже открыть дверь, но МкНил вдруг проговорил:

— Будь, пожалуйста, осторожнее.

Роберс посмотрел на Артура. Улыбнулся и вышел в коридор…

Дверь открылась, и он вошел в просторную комнату. У огромного, высотой почти два метра, окна стол, на нем свечи и куча исписанных листков бумаги. Перед ним кресло, на нем кто-то сидел, но из-за спинки его было не видно. По стенам книжные шкафы, заставленные старинными фолиантами.

— Уважаемый Эрнст, — раздается мелодичный бархатный голос, сидящего в кресле, — вы сегодня задержались, а у нас с вами так много работы. Вы случаем не забыли, что обещались помочь написать мне мои мемуары?

— Мемуары? — переспросил Роберс, понимая, что Эрнстом сидящий назвал именно его.

— Мемуары, — повторил на распев тот.

— Ах, мемуары, — вздохнул Майкл, и только тут обратил внимание на зеркало, которое висело на стене, и которого до этого не было.

Оттуда на него смотрел молодой человек в белой рубашке, с кружевными воротниками, черном камзоле, немецкого образца, в коротких, почти до колен такого же света брюках и желтых чулках. Ноги были обуты в туфли с серебряными пряжками. В правой руке у него перо. В левой хрустальная чернильница.

— Вы уснули Эрнст Теодор Амадей Гофман(14)? — поинтересовался сидящий.

— Вполне возможно, — согласился Роберс и сделал несколько шагов к столу. — Но сейчас я уже не сплю.

— Вы, уверены?

— Уверен!

— Тогда садитесь, — проговорил вновь на распев, сидящий, и показал рукой в сторону стоящего рядом кресла.

Вот только была ли это рука? Скорее мохнатая лапа. Роберс непроизвольно перекрестился и направился креслу.

— Вы, меня боитесь, — проговорил сидящий. — Не надо. Я ведь всего…

Договорить тот не успел. Роберс сел в кресло и взглянул на него. Перед ним, держа в лапах бокал, с чем-то белым, сидел черный кот.

— Кот, — выдохнул Майкл.

— Ну, и что, — возмутился тот, — вы же знаете что я кот. И знаете, что зовут меня кот Мурр. А теперь давайте без всех этих ахов-вздохов, они мне честно надоели. Лучше возьмите вот это.