Евангелие от Иуды - [67]
Вителлий лишь ждал подходящего случая; получив же столь серьезный козырь - не боле и не мене ослабление военной дисциплины, - приказал Пилату сложить полномочия и ехать в Рим, дабы держать ответ за свои провинности перед кесарем Тиберием.
Что с ним сталось, неведомо, я не интересовался судьбой подобного мерзавца, но, зная Тиберия, легко догадаться - ничего хорошего: кесарь не любил без особой надобности истреблять своих подданных, дабы не уменьшились доходы с провинций.
20. В дни нашего мятежа Пилат еще не имел опыта, зато ему не терпелось отомстить за прежние поражения, в сути же религиозных иудейских распрей он вовсе не разбирался, даже не различал противников. Вникни он в дела получше, скорее помог бы нам, чем иерусалимским плутократам.
Имея донесение и жаждая расправы, он не медлил с приказом. Три манипула пехоты, то есть шестьсот тяжеловооруженных воинов, начали теснить народ с подворья язычников, медленно спускаясь по лестнице из Антонии. Пилат сообразил: нельзя осквернить храм массовой резней, за что его могли тяжко наказать, потому манипулы избегали открытой схватки - в сомкнутом quadratum, заслонившись щитами, ощетинившись копьями, вытесняли толпу с подворья, не причиняя никому особого вреда.
Мятежники так и не сумели что-либо предпринять. Без стрел и луков, только с кривыми короткими ножами - ничего больше в одежде не укроешь, номады чувствовали себя беспомощными, остальные и подавно утратили весь боевой пыл, ибо готовились совсем к иному. И отступили через Золотые ворота, куда вошли, отдаленно не предвидя маневра римлян.
21. Гарнизон Антонии состоял из одной когорты и декуриона - личной охраны прокуратора, всего тысяча двести человек. Два манипула и двести конников, незаметно обойдя пруды около Овечьих ворот, окружили Елеонскую гору с севера. Решающее сражение разыгралось под вечер, когда все три манипула, очистив храмовое подворье язычников, заняли позиции у подножия горы по дороге на Иерихон.
Повстанцев врасплох не захватили, они мужественно бились, но, будь их и десять-крат больше, они не могли противостоять отрядам регулярной римской армии, ее отработанной тактике. Все произошло так, как я и предвидел, понапрасну стараясь убедить на совете моих сообщников.
Увы, господне воинство тоже не оборонило нас, солнце не остановило свой бег, и никакого иного чуда не произошло. Четыреста человек полегло на склонах и в садах горы Елеонской, двести бросили в застенок.
По всей видимости, Иисус находился в их числе.
22. Я говорю - по видимости, ибо не было никакого следствия, тайная полиция первосвященников не получила доступа к пленным. Понтий Пилат, сам он операцией не руководил, после столь легкой победы не вникал в дело и приказал захваченных казнить той же ночью, будто опасаясь, что, одумавшись, иудеи попытаются защитить несчастных. Не будь такой спешки, мне наверняка удалось бы выкупить Иисуса за небольшую мзду, но я не успел что-либо предпринять, все было кончено.
Схваченных старейшин Пилат приказал распять на крестах, всегда стоявших наготове за городом на Голгофе.
На рассвете несчастным раздробили голени и сбросили в расселину, куда столкнули и остальных пленников, избежавших креста и пронзенных копьями. Скалистую щель завалили каменьями, дабы трупный смрад не отравил воздух.
23. Через несколько дней я получил донесение, раздобытое у пьяного вояки, участника экзекуции, похвалявшегося, самолично, мол, прикончил восемнадцать бунтовщиков.
Солдат рассказал: распятые главари держались достойно и мужественно. Многие оставались в полном сознании и после пыток, один пленник пел, когда его снимали с креста; перестал петь лишь после того, как ему раздробили кости. Не отличался крепким сложением и не походил на человека простого звания. Мой посланец имел подробное описание внешности Иисуса и начал выспрашивать у солдата подробности, но пьяница ничего не помнил, только первые слова песни, на его слух звучавшие: "Или! Или! ламма савахфани".
Я без труда узнал слова псалма:
Боже мой! Боже мой!
для чего Ты оставил меня?
Далеки от спасения моего
слова вопля моего.
Боже мой! я вопию днем - и Ты не внемлешь мне,
ночью - и нет мне успокоения.
Но Ты, Святый, живешь среди славословий Израиля.
На Тебя уповали отцы наши;
уповали, и Ты избавлял их.
К Тебе взывали они и были спасаемы;
на Тебя уповали и не были в стыде.
Я же червь, а не человек,
поношение у людей и презрение в народе.
Все, видящие меня, ругаются надо мною;
говорят устами, кивая головой:
"Он уповал на Господа - пусть избавит его;
пусть спасет, если он угоден Ему".
Но Ты извел меня из чрева,
вложил в меня упование у грудей
матери моей.
На Тебя оставлен и от утробы,
от чрева матери моей Ты - Бог мой.
Не удаляйся от меня;
ибо скорбь близка, а помощника нет.
24. Не знаю, Иисус ли пел этот псалом, быть может, и он - есть тому косвенное подтверждение. Минули месяцы, а я не уставал разыскивать по крохам правду; однажды ко мне привели человека, случившегося на горе Елеон-ской в тот достопамятный день, - он сторожил по найму давильню оливок, рощу и строения от путников, в праздничные дни раскидывавших стан на склоне горы и могущих нанести ущерб хозяйству. Человек сей свидетельствовал:
«Футурист Мафарка. Африканский роман» – полновесная «пощечина общественному вкусу», отвешенная Т. Ф. Маринетти в 1909 году, вскоре после «Манифеста футуристов». Переведенная на русский язык Вадимом Шершеневичем и выпущенная им в маленьком московском издательстве в 1916 году, эта книга не переиздавалась в России ровно сто лет, став библиографическим раритетом. Нынешнее издание полностью воспроизводит русский текст Шершеневича и восполняет купюры, сделанные им из цензурных соображений. Предисловие Е. Бобринской.
Книга популярного венгерского прозаика и публициста познакомит читателя с новой повестью «Глемба» и избранными рассказами. Герой повести — народный умелец, мастер на все руки Глемба, обладающий не только творческим даром, но и высокими моральными качествами, которые проявляются в его отношении к труду, к людям. Основные темы в творчестве писателя — формирование личности в социалистическом обществе, борьба с предрассудками, пережитками, потребительским отношением к жизни.
В книгу входят роман «Сын Америки», повести «Черный» и «Человек, которой жил под землей», рассказы «Утренняя звезда» и «Добрый черный великан».
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.
«Подполье свободы» – первый роман так и не оконченой трилогии под общим заглавием «Каменная стена», в которой автор намеревался дать картину борьбы бразильского народа за мир и свободу за время начиная с государственного переворота 1937 года и до наших дней. Роман охватывает период с ноября 1937 года по ноябрь 1940 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.