Евангелие от Иуды Искариота - [11]

А прокуратор не считал достойным

Вникать в перипетии непристойных

Религиозных распрей наших глупых,

Для римлянина - варварских и грубых.

Он подписал движеньем безучастным

Все, что подсунули, не глядя, не жалея,

Хоть Иисус как житель Галилеи

Не мог ему, Пилату, быть подвластным.

Но кто вникает в глупые законы,

Когда закон тот входит в расхожденье

С желаньем власть имущих и препоны

Чинит им, не считаясь с их же мненьем?

С учителя одежды посрывали

И стали бичевать. Его же кровью

Измазали все щеки и надбровья,

В него бросали мусор и плевали.

На голову одев венец терновый,

Солдаты стали громко насмехаться -

Вот, дескать, царь наш Иудейский новый,

Перед которым нужно преклоняться.

Учителя поволокли на площадь,

Куда еще троих таких пригнали,

Которых ранее судили. После общим

Голосованием они о том решали,

Кого в честь Пасхи отпустить на волю.

Я далее, читатель мой, позволю

Отвлечь тебя от мрачных описаний

Жестоких Иисусовых страданий.

Тем более что, я уверен, будут

Они описаны и ярко и умело

Апостолами, жаждущими людям

Предательство подать как подвиг смелый.

А ведь никто из них то ль из боязни,

То ль по другой причине не явился

Ни в час суда, ни в час жестокой казни,

Когда учитель в смертной муке бился.

И вот тогда в глухой тоске стеная,

Пришел на площадь я, еще не зная,

Что осужден учитель быть распятым.

И в том невольно я был виноватым.

Спасая от толпы, синедриону

Его я отдал с тщетною надеждой

Помочь ему, спасти от раскаленной

Оравы грешников, где властвуют невежды.

С огня да в полымя. Из рук убийц безумных

Убийцам хладнокровным и пристойным

Я передал в намереньях бездумных

Учителя нелепо и спокойно.

О добрые намеренья! Чарует

Ваш сладкий дух, для самолюбья лестный.

Гоните прочь все то, что вам диктует

Порыв душевный, даже самый честный.

Порыв и есть порыв! Любого шага

Непредсказуемого можно ждать при этом.

И нужно быть глупцом или поэтом,

Чтоб принимать порыв без внутреннего страха.

Теперь же я прошу тебя, читатель,

Представить, что почувствовал тогда я,

Узнав, что мой духовный настоятель

Казнен сегодня будет, и такая

Судьба его есть следствие ошибок

Моих, чужих, суда и даже Бога.

(Кичился знаньями я черезмерно много,

Но оказалось, что я глуп, негибок.

Меня не научили очень важной

И нужной в нашем обществе науке -

Интриге. И любой обманщик зряшный

Меня обкрутит просто ради скуки.)

Отчаянье, бессилье, безысходность

Меня сковали тяжкими цепями.

И описать ту давящую плотность

Всех чувств моих я не могу словами.

Глава 17

            Глава 17

Дальнейшее я вспоминаю смутно.

Почти в предлихорадочной горячке,

Подобно как вышагивает трудно

Сомнамбула в час полуночной спячки,

Я шел в толпе, которая к Голгофе

Несчастных осужденных провожала.

Что для меня равнялось катастрофе,

Их, спутников моих, не волновало.

Средь них, конечно, были и такие,

Кто осуждал возню синедриона,

Корил за обвиненья плутовские,

За приговор их, злобой порожденный.

Но вслух никто не возмущался, ибо

Все знали, что синедрион имеет

Повсюду уши, и любой, кто смеет

Протестовать, закончит препаршиво.

Сочувствующих были единицы.

А в основном вокруг троих несчастных,

Измученно бредущих вереницей,

Несущих на плечах своих ужасный

Тяжелый груз крестов, на коих будут

Они же на потеху всем распяты,

Шагали равнодушные к ним люди

И были нетерпением объяты.

В подобных зрелищах они почти эстеты,

Так нравилось им лицезреть мученья,

Чужую смерть и получать при этом

Физическое просто наслажденье.

Дорога на Голгофу длилась вечность.

Порою я почти терял сознанье,

Мир для меня утратил быстротечность

И весь обмяк, как перед издыханьем.

В полубреду я видел, как учитель

Упал без сил под тяжестью огромной

Массивного креста. Распорядитель,

Руководивший казнью вероломной,

Схватил в толпе ближайшего зеваку

И принудил его крест Иисуса

Нести к Голгофе. И присев под грузом,

Зевака тот добавил сразу шагу

Процессии нескорой, будто сзади

Его копьем кольнули шутки ради.

При римской власти казнь через распятье

Являлась столь обыденной картиной,

Что исполнители ее свое занятье

Считали нудной и пустой рутиной.

Неспешно римляне трех бедных осужденных

К крестам, неловко сбитым, пригвоздили.

В солдатах чувствовался опыт, были

На их счетах десятки осужденных.

Кресты подняли, водрузили прямо,

Присыпав основания каменьем.

Солдаты выстроились кругом в оцепленье,

Поодаль зрители расположились с гамом

И шумом возбужденным в предвкушенье          

Увидеть чьи-то долгие мученья.

Уж кто-то меж собою спорить начал

О том, кто же быстрей из трех несчастных

Испустит дух. И в разговорах страстных

Народ и горлопанил и судачил.

Жара усиливалась с каждою минутой -

Толпа терпела. Словно изваянья

Солдаты замерли недвижимо, как будто

Их не касались солнца излиянья.

Один из осужденных, тот, что справа

От Иисуса был распят, вскричал тоскливо,

К учителю воззвав: "Я слышал, право,

Что ты Христос, сын Бога горделивый.

Так почему Отец твой не поможет

Тебе и нам двоим с тобою вместе?

Из нас лишь ты овеян дланью Божьей,

А нам, разбойникам, звать Господа не к месту".

"Разбойник ты иль праведник, - ответил

Учитель им, превозмогая боли, -

Для Господа нет разницы, Он встретит

Всех с радостью после земной юдоли.

Господь велик, всемилостив, и будет

Таким всегда по отношенью к людям.