Евангелие огня - [18]

Стефани Гейтнер из Цинциннати заняла позицию более философскую и щедро наградила книгу двумя звездочками, несмотря на надменную снисходительность, с которой она отнеслась к усилиям Тео:

Человек, который написал эту книгу, думает, что он нашел нечто, остававшееся сокрытым в течение двух тысяч лет. На самом же деле, ничто не находится и не теряется, если нет на то воли Божией. Слово Божие не может быть утрачено либо откопано по случайности. Свидетельства, сохраненные Библией, избраны Иисусом для того, чтобы они были выразителями слов его в течение 2000 лет, прошедших со времени его распятия до нынешнего дня. Любые другие документы, обнаруженные с тех пор, будь то Свитки Мертвого моря, или так называемое «Евангелие от Иуды», или так называемое «Евангелие от Малха», увидели свет только потому, что Бог определил предназначение их для определенного времени. Каково предназначение «Пятого Евангелия», я не знаю, однако Бог правит всем, а Тео Гриппин есть лишь орудие Господне, верит он в это или не верит. Каждое слово, написанное им, не говоря уж о каждом его воздыхании, существует лишь благодаря Высшему Разуму, который дозволяет его пальцам передвигаться по клавиатуре или держать перо. Христиане, не бойтесь книги, написанной этим человеком. Все, что открывается нам, должно открыться, все, что сокрыто от нас, должно оставаться сокрытым.

— Ваши круассаны и кофе готовы, сэр.

Слова эти прозвучали уже в третий раз, но Тео лишь теперь понял, что обращены они к нему. Знойная красавица, стоявшая за стойкой бара, произносила их — из уважения к позднему времени — негромко, однако в голосе ее обозначилось, наконец, некоторое озлобление, вырвавшее Тео из его транса.

— Э-э… спасибо. Секундочку, — ответил Тео. Ему хотелось прочесть только один еще отзыв. Занятие это затягивало — при всей его неприятности и неудовлетворительности.

Тереза Боуден, не сообщившая, где она проживает, ограничилась отзывом кратким и кротким:

Мистер Гриппин, до того, как я прочитала вашу книгу, я считала себя спасенной и непоколебимой в моей вере. Я думала, что Иисус держит меня на руках своих, как младенца. Теперь же он потерял меня, и я осталась одна. Теперь я вижу в Иисусе человека, во всем подобного мне, и никого иного — т. е. горстку костей и внутренностей, покрытых оболочкой из кожи. Все мы жаждем большего и все утверждаем на этой жажде мечту о небе, однако, когда останавливается сердце, и этой мечте приходит конец. В моей христианской жизни я много спорила с неверующими и прочла много антихристианских книг, однако вера моя оставалась крепкой. Не смешно ли, что бедный маленький Малх, который так любил Иисуса, и вы, не имеющий никаких замыслов, которые я смогла бы понять, именно вы загасили свет моей жизни? Да нет, совсем не смешно. Уделили вы хоть какое-то время размышлениям о людях вроде меня — прежде чем обнародовали вашу книгу? Готова поспорить, что не уделили. Что же, упивайтесь вашими деньгами, мистер Гриппин, и всем остальным, чем вас оделит успех. Спасибо, не знаю за что.

Бродят помыслы в сердце [6]

— С добрым утром, — произнес за дверью голос. — Обслуживание.

Тео взглянул на лежавшую рядом с ним Дженнифер — не покачает ли она, возражая, головой, не потянется ли за одеждой. Но Дженнифер лишь вяло кивнула. Единственная ее уступка приличиям свелась к тому, что она подтянула повыше простынку, чтобы накрыть голую грудь.

— Войдите.

Вошла опять-таки женщина. Она и глазом не моргнула, увидев большого писателя лежащим в постели с роскошной блондинкой, которая, всего лишь вчера вечером представилась ему, пожав руку, в вестибюле отеля.

— Два свежевыжатых апельсиновых сока, два кофе, тост с поджаренным яйцом — желтком вниз, тост с желтком вверх, две булочки с черничным джемом, два письма и… э-э… компакт-диск Джона Колтрейна.

Правильно. Все это размещалось на серебряном подносе. Правда, Тео заказал только завтрак, но никак не CD. Фотографию на обложке диска он узнал даже с другого конца номера. И изумленно взглянул, надеясь получить объяснение, на Дженнифер.

— Магия кредитных карточек, — пробормотала, шаловливо улыбнувшись, она. — И курьеров.

Они завтракали в постели, купаясь в теплом солнечном свете, который вливался в номер сквозь балконную дверь: в динамиках ноутбука Дженнифер звучали «Звездные края» — на порядочной громкости и с достойным качеством звука. Время от времени, воспроизведение слегка запиналось, однако, вследствие наполовину абстрактного характера музыки, удовольствия Тео это не портило.

— Ты со мной поосторожнее, — сказала Дженнифер; глаза ее поблескивали в тени взбитой, взъерошенной челки. — Я могу сделать все, что придет тебе в голову, только скажи.

— Это я уже заметил, — ответил он. Номер, при всей его величине, попахивал сексом — Тео дважды кончил ночью, да еще разок утром. Предусмотрительная Дженнифер и презервативы с собой прихватила.

— Ты очень заботлива, — прибавил он.

— О, я тоже люблю этот альбом, — сказала она. — Да и настроение у меня для того, чтобы послушать его еще раз, было самое подходящее.

Она вытерла о простыню испачканные в масле пальцы, взяла конверт диска, и, поскольку это был «Диждипак», отпив кофе, раскрыла его, как миниатюрную книгу. Колтрейн в безупречном, как и всегда, сиреневатом костюме, смотрел из полусвета-полумглы вверх — прямой, готовый поднести к губам саксофон.