Евангелие огня - [10]

Шрифт
Интервал

— Конечно-конечно, — легко согласился Баум. — Именно так — или было так всего два года назад — мелкая рыбешка, вечный неудачник, воробей, кружащий над гиенами в надежде, что, когда они нажрутся, на земле, глядишь, и останется кусочек мяса, который эти зверюги прозевали, — будет и ему что поклевать.

Тон Баума стал более жестким. Впервые с той минуты, как Тео вошел в его кабинет, Баум утратил сходство с мирным владельцем букинистического магазина.

— А потом, два года назад, на одном из разудалых массовых побоищ, которые именуются у издателей книжными ярмарками, — после того, как все самоочевидные «большие книги» уже растащили, покрыв землю кровавыми следами, а мне, как обычно, остались лишь потроха да обломки ногтей, — я наткнулся на рукопись норвежской учительницы, переведенную человеком, никаким языком уверенно не владевшим, и описывавшую игры, которые родителям следует проводить с детьми, чтобы обучить их арифметике. Эта книжечка, как вы наверняка знаете, неожиданно стала бестселлером «Элизиума». Она обскакала каждую из книг той ярмарки, все разрекламированные романы, проданные там с аукциона за астрономические суммы, все рукописи, приезжавшие туда на лимузинах с личными водителями, все покрытые позолотой пробные оттиски. Она растоптала их маленькими норвежскими ножками в вязанных ботиночках. А мы каждую неделю продавали тысячи экземпляров озабоченным родителям, которым хотелось, укладывая своих деток спать, распевать с ними таблицу умножения.

Тео молчал. Когда человек забирается на любимого конька, лучше всего дать ему выговориться.

— Я кажусь вам озлобленным, Тео? Хорошо, я озлоблен. Слишком много лет я был воробьем, порхавшим над гиенами. Я состарился, ожидая, когда мне улыбнется удача. И очень хорошо понимаю, что моя детская книжечка по арифметике вовсе не подтолкнет престижных авторов к тому, чтобы они начали отдавать «Элизиуму» очередные свои шедевры. Эта самая «Умножь свою песенку» так и останется счастливой случайностью, а на следующей Франкфуртской ярмарке на меня навалится орда литературных агентов, которые постараются всучить мне книжки о том, как обучить собаку геометрии с помощью джазового балета.

— Моя книга не о том, как обучать собак геометрии, — напомнил ему Тео. — Ради Бога, мистер Баум, это же новое Евангелие. Остававшийся до сей поры неизвестным рассказ о жизни и смерти Иисуса, написанный на арамейском, языке, на котором говорил Иисус. Единственное, фактически, Евангелие, написанное на арамейском — все остальные писались на греческом. И созданное раньше, на много лет раньше, чем Евангелия от Матфея, Марка, Луки и Иоанна. Я не понимаю, почему издатели не ухватываются за нее обеими руками — девяносто девять и девяносто девять сотых процента книг не могут похвастаться ни такой значительностью, ни подлинностью. А эта может.

Баум грустно улыбнулся:

— Тео, вы все время называете ее книгой. И тут мы сталкиваемся с препятствием номер один. Это не книга. Это тридцать страниц текста, максимум, да и то, если напечатать его крупным шрифтом и оставить просторные поля. В виде брошюры ее публиковать нельзя. Стало быть, очевидное решение таково: дополнить ее вашим рассказом о том, как вы обнаружили свитки, как вывезли их из Ирака, — плюс какими-нибудь увлекательными сведениями об истории и структуре арамейского языка, о том, чем вы позавтракали в утро вашего возвращения в Торонто, и так далее, и так далее, и так далее. И тут «Элизиуму» придется сильно рискнуть. Потому как у нас нет ни малейшей уверенности в том, что вы умеете писать. А для меня, какие бы выводы ни сделали вы из истории с «Умножь свою песенку», слог автора все еще остается предметом заботы.

— Я написал для лингвистических журналов кучу статей об арамейском языке, — сказал Тео.

— И, нисколько не сомневаюсь, получили в награду по два-три номера этих журналов. Не двести пятьдесят тысяч долларов. — Прежде чем Тео успел возразить, Баум продолжил: — Препятствие номер два — свитки, понятное дело, были вами похищены. Именно поэтому «Оксфорд юниверсити пресс», «Пингвин» и все прочие не захотели связываться с вами — и вы это понимаете.

Такого заявления Тео ждал. И загодя подготовил защитительную речь.

— Я смотрю на это совершенно иначе и совесть моя чиста. Если бы вы — до того, как я появился в музее, — спросили у его работников, располагают ли они этими свитками, вам ответили бы: «Какими еще свитками?». Насколько было известно им, никакими свитками они не располагали. Я просмотрел список их экспонатов — весь, до последней статуи, монеты и глиняной таблички, какие имелись в музее до начала войны. Свитки в этом списке не значились. И стало быть, официально их просто-напросто не было. Они могли с таким же успехом свалиться мне на голову с дерева — или их могла выбросить на берег морская волна.

Баум устало покивал:

— Каждый из этих сценариев был бы для нас более безопасным в юридическом смысле, однако начинать раскручивать их сейчас уже поздновато. Суть в том, что мы попадаем в «серую зону», понимаете? Вы присвоили вещь, которой музей владел, сам того не зная. Вещь чрезвычайно важную — в нормальных обстоятельствах народ Ирака наверняка пожелал бы ее сохранить. И как поведет себя эта страна, если мы опубликуем свитки, — большой вопрос. Она может вообще ничего не предпринять. В конце концов, они там заняты… другими делами. Да и концепция иракского народа в целом, — кто вправе высказываться от его имени, кто представляет его интересы, — пока что остается невнятной. Подозреваю, однако, что рано или поздно в Ираке отыщутся люди, которые потребуют возвращения свитков. Для нашей книги это проблемы не составит, поскольку она к тому времени уже разойдется. А возможно, и


Еще от автора Мишель Фейбер
Багровый лепесток и белый

Это несентиментальная история девятнадцатилетней проститутки по имени Конфетка, события которой разворачиваются в викторианском Лондоне.В центре этой «мелодрамы без мелодрам» — стремление юной женщины не быть товаром, вырвать свое тело и душу из трущоб. Мы близко познакомимся с наследником процветающего парфюмерного дела Уильямом Рэкхэмом и его невинной, хрупкого душевного устройства женой Агнес, с его «спрятанной» дочерью Софи и набожным братом Генри, мучимым конфликтом между мирским и безгреховным.


Побудь в моей шкуре

«Побудь в моей шкуре» – второй роман Мишеля Фейбера. Ездит по дороге А-9 в Шотландии женщина по имени Иссерли и подбирает автостопщиков. Только мужчин. А потом тем, кто заинтересовал ее, вкалывает загадочную инъекцию… Эта парадоксальная книга сочетает в себе притчу и хоррор, фантастику и психологический роман, в очередной раз заставляя задуматься над вечным вопросом: что такое человек? Лихорадочное желание переворачивать одну страницу за другой подкрадывается тихо и незаметно по мере того, как Фейбер открывает разнообразные грани образа своей странной героини.


Яблоко. Рассказы о людях из «Багрового лепестка»

В своем новом сборнике рассказов Мишель Фейбер проливает свет на будущее героев романа «Багровый лепесток и белый», и знакомит с некоторыми эпизодами их жизни до описываемых в нем событий. После внезапного расставания с героями романа осталось много загадок. Однако те, кто уже знаком с Фейбером, знают: не стоит ждать ответов на все вопросы. Мелодрамы не будет. Будет приключение.


Книга странных новых вещей

Впервые на русском — новейший роман от автора таких международных бестселлеров, как «Багровый лепесток и белый» и «Побудь в моей шкуре» (книга экранизирована в 2013 г. со Скарлет Йохансон в главной роли). На «Книгу Странных Новых Вещей» у Фейбера ушло более десяти лет, и, по словам прославленного шотландца, это будет его последний роман.Священник Питер Ли получает предложение, от которого не в силах отказаться, — и отправляется миссионером в невероятную даль, оставив дома самое дорогое, что у него есть: любимую жену Беатрис и кота Джошуа.


Рождество Ирвина

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дождь прольется вдруг и другие рассказы

Зазывала в порно-заведении, привидение в первые минуты своей жизни, монашка, дежурящая на «скале самоубийц», маленький бог, отыскавший на помойке Землю, молодая женщина и ее рука в последний проведенный ими вместе день, ученый, который учится вызывать дождь в африканской пустыне, группа художников, которых выманили из родного Нью-Йорка и остроумно разыграли в шотландской глуши, и другие — герои сборника, в который вошли пятнадцать рассказов яркого английского писателя Мишеля Фейбера.Фейбер наделен живой, прихотливой и отчасти зловещей фантазией, его произведения отличает натурализм, психологическая достоверность даже в самых экзотических ситуациях.


Рекомендуем почитать
Тебе нельзя морс!

Рассказ из сборника «Русские женщины: 47 рассказов о женщинах» / сост. П. Крусанов, А. Етоев (2014)


Зеркало, зеркало

Им по шестнадцать, жизнь их не балует, будущее туманно, и, кажется, весь мир против них. Они аутсайдеры, но их связывает дружба. И, конечно же, музыка. Ред, Лео, Роуз и Наоми играют в школьной рок-группе: увлеченно репетируют, выступают на сцене, мечтают о славе… Но когда Наоми находят в водах Темзы без сознания, мир переворачивается. Никто не знает, что произошло с ней. Никто не знает, что произойдет с ними.


Авария

Роман молодого чехословацкого писателя И. Швейды (род. в 1949 г.) — его первое крупное произведение. Место действия — химическое предприятие в Северной Чехии. Молодой инженер Камил Цоуфал — человек способный, образованный, но самоуверенный, равнодушный и эгоистичный, поражен болезненной тягой к «красивой жизни» и ради этого идет на все. Первой жертвой становится его семья. А на заводе по вине Цоуфала происходит серьезная авария, едва не стоившая человеческих жизней. Роман отличает четкая социально-этическая позиция автора, развенчивающего один из самых опасных пороков — погоню за мещанским благополучием.


Комбинат

Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.


Мушка. Три коротких нелинейных романа о любви

Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.