Ева Луна - [145]

— Я вижу, вы мне не доверяете… — негромко сказал он, не отводя взгляда.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

— Ева, я вас умоляю. Неужели вы недооцениваете меня и мои возможности? Мне прекрасно известно о вашей дружбе с команданте Рохелио.

— В таком случае вы бы понимали, что не следует обращаться ко мне с подобной просьбой.

— Я обращаюсь к вам лишь потому, что предлагаю вам, ему и его людям честное соглашение: многим партизанам оно сохранит жизнь, а мне сэкономит много времени и сил. Впрочем, я прекрасно понимаю и ваши сомнения. В ближайшую пятницу президент объявит о своем плане в обращении к народу, и я надеюсь, что тогда вы убедитесь в моей искренности и согласитесь принять участие в работе, которая пойдет на пользу всем, в особенности террористам, у которых нет альтернативы — или прекращение боевых действий, или гибель.

— Они партизаны, а не террористы, генерал.

— Называйте их, как вам нравится, сути дела это не меняет; они противопоставили себя закону и интересам общества; в моем распоряжении есть все необходимое, чтобы их уничтожить, но я, как человек разумный и не склонный к излишней жестокости, иду на некоторые уступки и бросаю им спасательный круг.

Я обещала подумать над предложением генерала, мысленно прикинув, что такой ответ даст мне возможность потянуть время. В какой-то миг я вдруг вспомнила Мими, пытающуюся при помощи карт и астрологических прогнозов предсказать будущее Уберто Наранхо: а я тебе говорю, этот парень со временем станет либо магнатом, либо бандитом. Вспоминая эти слова, я не могла не улыбнуться: похоже, астрология и хиромантия снова ошиблись. Странно было бы представить себе команданте Рохелио в кресле депутата конгресса республики, продолжающим в парламентских дебатах ту же войну, которую он сейчас ведет в горах с оружием в руках. Генерал Толомео Родригес проводил меня до двери и, прощаясь, на секунду слегка сжал мою ладонь в своих руках.

— Похоже, Ева, я в вас ошибался. Несколько месяцев я с нетерпением ждал вашего звонка, но поверьте, я человек достаточно гордый и имею дурную привычку держать данное слово. Если я пообещал, что не буду на вас давить и торопить, значит, так и будет, хотя я уже раскаиваюсь, что своим отступлением расчистил поле боя для соперника.

— Вы имеете в виду Рольфа Карле?

— Надеюсь, что это лишь ваше временное увлечение.

— А я бы хотела, чтобы это было навсегда.

— Ничто не приходит навсегда, девочка, — только смерть.

— И еще я пытаюсь жить так, как мне хочется, выстраивать свою жизнь, исходя из собственных желаний… как в романе.

— Это означает, что мне надеяться не на что?

— Не хотелось бы вас огорчать, но это так, генерал Родригес; в любом случае я благодарна вам за вашу выдержку и благородство. — С этими словами я привстала на цыпочки и быстро, словно чего-то стесняясь, чмокнула его в щеку.

ЭПИЛОГ

Я, как всегда, была права: Рольф Карле действительно оказался настоящим тормозом, по крайней мере в том, что касалось личной жизни. Он всегда мгновенно соображал, как заснять какое-то событие в нужный момент и в наилучшем ракурсе, но совершенно не мог разобраться в собственных чувствах. В свои тридцать с небольшим лет он по-прежнему был холостяком и, привыкнув к одинокому и вольному существованию, был готов защищать привычный образ жизни, занимая глухую оборону всякий раз, когда тетя Бургель начинала восхвалять семейные ценности. Может быть, именно поэтому ему понадобилось так много времени, чтобы понять, что в его жизни и в наших с ним отношениях нечто изменилось с того дня, как я рассказала ему очередную сказку, сидя у его ног на шелковых подушках.

Отсняв необходимый материал о побеге из тюрьмы Санта-Мария, Рольф отвез меня в колонию и поселил в доме своих родственников, а сам в тот же вечер вернулся в столицу, потому что не мог не быть в гуще событий; шум тогда действительно поднялся невероятный, особенно после того, как подпольная радиостанция партизан стала передавать записи коротких речей бежавших из тюрьмы герильерос, в которых они выкрикивали революционные лозунги и издевались над властями, проявившими полную беспомощность. Измученный, почти не спавший и практически ничего не евший, он четыре дня носился по столице, а затем и по стране, чтобы взять интервью у всех, кто хоть каким-то образом был связан с этим громким происшествием, в том числе у содержательницы борделя в Аква-Санте, у разжалованного начальника охраны и даже у самого команданте Рохелио; знаменитый предводитель повстанцев появился на телеэкранах секунд на двадцать — в черном берете со звездой и с платком, закрывавшим лицо. К сожалению, эта передача была прервана по техническим причинам, как сообщили телевизионщики. Заключенные бежали из тюрьмы в субботу, а в четверг на следующей неделе директор телевидения Аравена был вызван во дворец президента, где получил настоятельные рекомендации попридержать своих отмороженных репортеров, если, конечно, ему еще не надоело его служебное кресло. А этот ваш Карле, случайно, не иностранец? Нет, ваше превосходительство, он натурализовался в нашей стране абсолютно легально, все документы имеются. Ну хорошо, в любом случае предупредите его, чтобы он не совал свой нос в те дела, которые напрямую касаются внутренней безопасности, потому что такое любопытство может выйти ему боком. Директор вернулся на студию и тотчас же вызвал своего протеже; они заперлись в кабинете на пять минут, после чего Рольф в тот же день вернулся в колонию с четкими инструкциями сидеть там и не показываться в столице, пока страсти не улягутся и внимание властей к его персоне не ослабеет.