Ева и головы - [20]

– Уже почти всё, – прошептала девочка, обтерев вокруг раны кровь. Не по велению цирюльника – просто ей показалось, что так надо. Эдгар должен видеть, куда втыкает иглу.

На миг почудилось, что время вокруг них замерло. Этот миг тянулся и тянулся, поэтому когда Ян закончил свой бесконечно долгий вдох, девочка тоже вздохнула с облегчением.

Губы великана шевельнулись, и это движение напомнило Еве движение падающего дерева, которое сметает, разрывает в клочья сонную, бархатную тишину бора. Она ни разу не была тому свидетелем, но много раз представляла, как лесной гигант, будучи уже стариком, устаёт подпирать небеса, устаёт соревноваться с горами. Гонка сезонов изнуряет его, расшатывает, как больной зуб, и вот, наконец, вместе с листьями и семенами, целый пласт древесины медленно, величаво отправляется на встречу с землёй. Гуляя по лесу, Ева то и дело вертела головой, пытаясь поймать самый начальный миг этого падения, когда дерево решает, что оно не может больше противостоять ветрам, но всё, что она видела – разлагающиеся стволы, которые в лежачем положении уже не первый год.

– Рука твоя будет похожа на змею какое-то время, – звучал пронизывающий голос Эдгара, прогоняя туман из глаз пациента. – Но ты не забывай, что она всё-таки рука.

Ян стонал через плотно сжатые зубы. Ева дала ему допить бутылку до конца, взяв её двумя руками и аккуратно приложив к губам, после чего они собрали инструменты и молча покинули дом через открытую дверь. Мир показался девочке чересчур ярким. Она была уверена – даже когда появилась из утробы матери, он не был таким. Насекомые с оглушительным звоном носились вокруг, где-то монотонно – «стук, стук» – рубили дрова. Близился вечер.

Не говоря ни слова, Эдгар запряг осла в телегу и повёл его под уздцы по дороге, которую указал ему чернобородый.

– В нашей деревне у тебя ведь был только один пациент? – спросила Ева. Она шла следом, на каждый шаг великана приходилось четыре её быстрых шага. – Мой дедушка?

– Да, – коротко ответил Эдгар. Кажется, он приходил в себя.

– И здесь – всего один, – вслух рассуждала Ева. – Люди что, так редко болеют?

– Один пациент – хорошо, – сказал Эдгар. – Таким как я место в помойной яме, а не на глазах потомков Ноевых. Все так говорят, и я знаю, что истина есть то. К нам обращаются, только когда всё становится совсем худо. Если бы я заболел, я бы сам к себе ни за что не обратился.

– А что бы делал?

– Молился. Будь я всеми, все непременно просили бы Господа о прощении, – Эдгар продемонстрировал девочке одну из своих фирменных гримас. – Я лечу тело только потому лишь, что не умею лечить душу.

Глава 3

Хвоя скрадывала любые звуки, делала их мягче – пушистыми, как облака. Путники почти не заметили, как кончилось человеческое поселение и начались заросли папоротника. Они покачивали резными листьями, будто звали свернуть с тропы, подманивали звоном ручейка и крупными чёрными бабочками, которых так хотелось рассмотреть поближе. Эдгар был невозмутимым, как гора. Он не оборачивался, не слез, чтобы отыскать воду и вымыть руки, и не уделил внимания даже детям, бегущим за повозкой. Они где-то прослышали, как девочка называла своего спутника, и теперь в спину им неслось издевательское «Эдгар!», «Эдга-ар!», выкрикиваемое на разные голоса и лады, и даже в комарином звоне Еве чудились повторяемые их имена.

Быстро темнело. Ритуал, в который великан превращал врачевание, как будто отворял двери ночи, распускал удавку на шее, и странный её голосок Ева теперь различала, даже запрокидывая голову, чтобы послушать, как шумят верхушки сосен. Великан сказал, что до темноты они успеют ещё найти пристанище и поужинать, но Ева ему не поверила. Казалось, стоит закрыть и открыть глаза – попросту говоря, один раз моргнуть – чтобы ночь содрала с окружающего мира последние краски.

Тракт здесь действительно был. Отличная, мощёная камнем, широкая дорога. Может, недостаточно хорошая, чтобы по ней могло пройти войско, но для торговых дел – в самый раз. Столетия пробивались сквозь камни пучками жёлтой травы. В лихие времена, когда колосс старой империи рухнул окончательно и бесповоротно, а дикие и пока ещё многочисленные племена втягивали головы в плечи и зажимали ладонями уши, чтобы не слышать грохота, из шкуры этой гигантской змеи понадёргали чешуек. Но позже заботливо восстановили. Хорошая дорога на руку всем, хотя никто так и не взялся повторить подвиг римлян и сделать что-то подобное. Сейчас, спустя века, можно с уверенностью сказать, что главное римское чудо не сам Рим или Константинополь, ни его курии или акведуки, ни следы битв и завоеваний, истлевающие на полях сражений черепки, а эта вездесущая паутина, до сих пор разносящая по всему свету вести о павшей империи.

Перекусить путники остановились на краю тракта, не пройдя и четверти лиги от туманной деревеньки – ни Ева, ни Эдгар не смогли вспомнить её название, после того, как выехали на тракт: оно, будто бы, рассосалось, расползлось белесыми клочками-слизнями по тёмным уголкам в головах.

У девочки был припасён кулёк с орехами и пара липких лепёшек. Она старалась не думать о том, как быстро кончается еда, но не могла об этом не беспокоиться. Чем питается этот здоровяк? Уж не маленькими ли девочками? Может, как в старинных сказках, великан не прогоняет её, потому что ждёт, когда тощие бока накопят немного жира, чтобы положить в рот и с аппетитом прожевать. Ева уже видела, с каким аппетитом он поглощал сырые грибы и какие-то одному ему известные корешки, едва отряхивая их от земли.