Eurocon 2008 (2). Спасти чужого - [168]

И отвернулся. От нигири отвернулся, пытаясь скрыть выражение, появившееся на плоском лице. Но женщине не нужно было видеть, ей достаточно было уловить интонацию, чтобы все понять: Орвар Большое Брюхо, безжалостный Повелитель Кладбищ, бессмертный пожиратель плоти и один из сильнейших порождений Тьмы только что узнал, что такое мать. И теперь хотел понять: что это — быть отцом.

Под снежным шатром стояла семья: нигири, ночная тварь и человек. Мать, отец и их сын.

— Спасибо, — прошептала Гаруса.

— Я сделал это не для него, — глухо пробубнил Орвар, впиваясь зубами в мясо. — Я сделал это для тебя.

На женщину он по-прежнему не смотрел.

— Я и говорю: спасибо.

Вернувшись к привычному занятию, Брюхо успокоился. Он сожрал рябчика, тут же получил следующую порцию — целого поросенка, — и в голосе появилась прежняя уверенность.

— Так что же ты хочешь, Гаруса, убившая себя ради четвертого сына? Чего ты хочешь за остатки магии, которая тебя не спасет? Вылечить козла, чтобы он отыскал дорогу домой и принес в него младенца?

— Не получится, — покачала головой женщина, приговаривая к смерти верного Бразара. — Мороз крепчает, а идти еще довольно далеко. Ребенок не переживет дорогу. Рядом с ним должен быть кто-то, кто согреет его теплом своего тела. Кто будет слушать его дыхание.

— Но и перенести тебя в горы я не могу.

— Не можешь или не хочешь?

— Я не позволил Расмусу убить тебя, придумав эту игру, — объяснил Орвар. — Но нарушить правила не имею права: я помогу тебе, он — твоему преследователю.

— Расскажи мне о Леннарте, — попросила Гаруса. — Ты не видишь будущего, зато хорошо знаешь прошлое. Кто этот наемник?

— С его помощью я получил много пищи, — осклабился Большое Брюхо. — Остальные его характеристики ты слышала: туповат, но честен. Упрям. Хороший воин. Леннарт мечтал стать рыцарем, но кто же посвятит простолюдина? Он немного озлоблен, но в глубине души еще надеется на чудо.

— Почему он Изгой?

— Потому что не такая скотина, как остальные человеки.

— Почему он рискнул погнаться за мной накануне Отига?

— Потому что ему сказали, что ты украла ребенка.

— Для него это важно?

Орвар не ответил. Оторвал кусок мяса и принялся жевать, выразительно глядя на Гарусу: разве и так непонятно?

— Леннарт мечтал стать благородным рыцарем… — задумчиво протянула нигири.

— Да, — подтвердил толстяк.

— Честь для него не пустой звук.

— Возможно.

— Пытаясь спасти ребенка, он не испугался Отига…

Решение пришло внезапно. Обрушилось лавиной, захватило разум и твердо заявило: «Я — правильное!»

— Я знаю, что потребовать за остатки магии, — решительно произнесла Гаруса. — Наложи на ребенка чары на остаток пути: пусть любой, кто его увидит, принимает его за сына моего народа.

Несколько секунд толстяк обдумывал слова женщины, а потом вдруг заржал. Не засмеялся, не захихикал, а именно заржал. Как конь. Как человек, услышавший невероятную шутку.

— Ты умна, Гаруса! Этот кретин Углежог даже не представляет, насколько ты умна!

— Ты сделаешь?

— Разумеется! — Он вытер слезы рукавом собачьей шубы: — Я сделаю, Гаруса, я все сделаю. И… — Орвар помолчал. Стал серьезен. И даже проникновенен. — Я ведь по-разному могу грызть. Могу дробить каждую косточку, причиняя невыносимые страдания. А могу лишь коснуться, собирая ненужную больше плоть. Твои кости я обглодаю очень аккуратно, Гаруса. Ты ничего не почувствуешь, ты просто уснешь. И еще я дам знать твоим родичам, они позаботятся о твоем четвертом сыне.

— Это больше, чем я просила.

— Это все, что я могу для тебя сделать.

* * *

Сердце Изгоя громко стукнуло и провалилось в ледяную бездну.

Дрожащими, в один миг ставшими непослушными пальцами Леннарт развернул первый слой многочисленных одеял и увидел беличьи ушки с пушистыми венчиками кисточек и синие, точно тысячелетний лед Грейсварангена, глаза.

Ясные, незамутненные глаза маленького нигири.

Староста Гунса не врал, но и всей правды не сказал. Вор действительно украл ребенка, но своего ребенка. Мать спасала дитя.

Изгой скрипнул зубами и едва удержал рвущиеся наружу ругательства — он никогда не сквернословил при детях. Чувствуя себя последним дерьмом, Леннарт посмотрел на мертвую женщину, на горы, к которым она так спешила, и вновь встретился взглядом с младенцем.

— Птик-чик-мирк.

— Да, — глухо согласился наемник, — вполне возможно.

Каким образом кроха попала к директору королевской труппы? Что он собирался делать с младенцем нигири? Какая разница? Леннарту было плевать на это. Даже если малыша везли к самому королю, даже в этом случае.

Плевать.

— Я виноват перед тобой, маленький нигири, я крепко перед тобой виноват. Я не смогу ничего исправить, но… но будь я проклят, если не закончу путь твоей матери.

Леннарт из Гренграса по прозвищу Изгой взобрался в седло и, осторожно прижимая сверток к груди левой рукой, направил жеребца к Мышиным горам.