Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди - [28]

А народ между тем все умирал и умирал, подчас по улице царский возок проехать не мог, вся дорога мертвецами была усеяна. Сначала их собаки и кошки драли, а потом и те, и другие перевелись — съели всех подчистую люди православные.

То-то и оно, что православные. Хоронить надо. По указу Годунова отряжены были специальные люди, которые с утра до вечера ездили по городу и трупы собирали. Свозили их все в одно место, раздевали донага, обмывали, обертывали в белое полотно и обували в красные башмаки. И все за царев счет! Потом везли покойников на погост. Священник отпевал всех разом, а там и закапывали — скопом.

Еще повелел царь освидетельствовать свои владения, и нашлись на полях громадные скирды в тысячу саженей длиной. По полвека стояли неприкосновенные, уж лесом поросли. Годунов приказал хлеб тот молотить и везти в Москву, другие города. Потянулись обозы, да не все до столицы добрались — разбойники перехватывали; дворяне, и те со слугами своими по дорогам рыскали.

Смертное поле

— Скоро ль Москва, дядька Пахом?

— Дня три еще, Митька. Если не случится чего.

Случилось. Остановились на ночевку в селе у дороги, а утром глядь — нет одного возчика. И лошади его нет. Искали, искали, у вдовы, где он на постой встал, спрашивали:

— Куда делся?

— Не знаю, — говорит, — собрался ночью, сел на лошадь, больше его не видела.

Возы проверили: все ли на месте? Все, и хлеб на них цел. Надо бы ехать, но дядька Пахом все упрашивал погодить, все бегал по деревне, во все щели заглядывал. Пропавший возчик-то ему другом был. И ведь нашел!

— Ах, ты…

В погребе вдовы-хозяйки и лошадь нашлась, и хозяин ее. Мертвые, на куски разрубленные, в кадушки сложенные, солью присыпанные и гнетом придавленные.

— Ах, ты!

Выволокли бабу на дорогу. Тут кто-то из местных как завопит:

— Других вдов щупать надо. Они завсегда вчетвером…

Были там еще три вдовицы, мужья их от голода померли, а они ничего, пригожие. Обыскали их подвалы, и там кадушки нашли с человечиной.

— Вона куда люди девались, — крутили сивые бороды деревенские мужики. — С осени пропадать стали, думали, «разбои» озоруют, а вона как…

Возчики чиниться не стали. Стрельцов, слуг государевых, с телегами вперед отправили, и сами все сделали. Вбили колья в землю и посадили на них всех четырех баб, да еще за ноги тянули, пока острие кола из горла не покажется. Но об этом Митьке потом другие возчики рассказали, дядька Пахом смотреть не велел, отослал.

Через три дня, как и обещалось, въехал обоз в Москву. Но прежде долго вдоль Смертного поля тащились. На пустыре этом умерших от голода хоронили. Много закопали, глазом не охватить.

А вот и дома. Серые, покосившиеся. У стен люди сидят, видно, встать не могут от слабости, только глаза сверкают жадно — хлеб провожают. И вдруг, откуда ни возьмись, налетели, посыпались. С камнями, поленьями, оглоблями, топорами. Засвистали стрельцы, закрутили кнутами возчики, припустили лошади…

Не все вырвались. Дядька Пахом последним был, так на узде его коняги повис верзила бельмастый. Сколько его дядька Пахом ни стегал, не отпустил сбрую. А дальше сдернули возчика с телеги, бросили на землю… Митька раньше под телегу сиганул, видел, как колесо через дядькину шею переваливается. Брызнуло в него красным из дядькиного рта. Зажмурился Митька и юркнул в толпу. А та уж мешки вспорола. Из одного жито сыпалось на землю, и кто-то уже ползал в пыли и глотал ее пополам с твердыми, как камень, зернами. Проскользнул Митька ужом средь ног — только его и видели.

Всем искать хлеб!

Засуха 1602 года закончилась мокрой и тихой осенью. В Москве, в западных и северных областях есть было нечего. А вот во Владимире и Курске хлеба уродилось столько, что всю Московию накормить можно. Но не везли тамошние бояре, купцы и монастыри хлеб в Москву, «настоящей» цены дожидались. Годунов повелел взять хлеб силой.

Разъехались по вотчинам отряды стрельцов. Шуровали по амбарам, закромам, искали хлеб и находили его. Потом начинали разговоры с виновниками говорить. Кто отступного давал, того миловали, кто упорствовал — в темницу бросали. Однако и в том, и другом случае отправляли в стольный город мало и прежде всего гнилье.

Москве же совсем туго приходилось. Вечером на улицу носа не высунешь. Тут же голову проломят. Раньше-то «разбои» все больше по лесам сидели, а теперь в город подались. Совсем от них житья не стало.

Ватажные люди

Опять повезло Митьке. Не сразу, правда. Когда он от толпы, что на возы напала, спасся, то долго по городу бродил, все знакомых возчиков искал. Не нашел — большой Москва город. А когда разузнал, где они остановились, тех уже и след простыл — домой подались. Так он в Москве и остался. А куда деваться?

На болотах за Новодевичьим монастырем вырыл себе землянку, но в ней ночевал только, а весь день по улицам шатался, пропитание искал. Ну, о зрелищах тоже не забывал. В Москве без них ни один день не обходился: то продавцу из царева магазина на Красной площади голову отрубят, то разносчика за пироги с человеческой требухой на части конями порвут, то ведьму живем в землю закопают — одна голова торчит, а на нее гадят все, кому приспичило. В общем, не до скуки.