Этюд о крысином смехе - [8]

Я промолчал, не в силах постичь логику великого сыщика.

– Так значит больше никого? Досадно! – сказал Холмс. – А может, они действовали сообща? Тогда им досталось… – Холмс извлек из нагрудного кармана счеты и долго гремел костяшками, – им досталось больше, чем по полфунта. Весьма вероятно! Кстати, я узнал откуда взялся тот священник! Вчера утром его поймал конюх Фред и потащил исповедовать лорда. С тех пор из замка его не выпускали, а чтобы он не сбежал, приставили к нему доктора. Немудрено, что он так быстро исчез после похорон. – Холмс усмехнулся и задумался.

Тем временем, в конце коридора показался Дэниел с незнакомой юной мисс по правую руку и костылем в левой. Он заметил нас.

– О! Холмс! Уотсон! Рад вас видеть! Знакомьтесь, это моя кузина. Кузина – корзина… Ха-ха-ха! Это я сам придумал.

Я понял, что Дэниел не так трезв, как хотелось бы.

– Да, – вспомнил лорд Блэквуд, – там собираются читать за вещание! Пошли, послушаем.

Когда мы появились в зале, пробиться к нотариусу не было никакой возможности.

– Давайте заберемся на галерею, – предложил Холмс, – оттуда очень удобно наблюдать за происходящим.

– И бросаться бутылками, – добавил Дэниел. Мы дружно отправились наверх по скрипучей лестнице, заваленной тряпьем, окурками и ржавыми ведрами. С галерей зал был виден, как на ладони. Плотная толпа обступила нотариуса, вскрывавшего пакет с завещанием.

– «Я, лорд Хьюго Блэквуд, – гнусаво начал нотариус, – находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю все свое движимое и недвижимое имущество, оцениваемое в восемь миллионов девятьсот тысяч пятьсот двадцать пять фунтов стерлингов, а именно: родовой замок Блэквуд-холл в Девоншире, а также поместья Гринфилд и Эндлесс-хоул в графстве Мидлсекс и усадьбу Эмпти-Плейс в Хемпшире, а также свой лондонский замок, со всеми примыкающими к ним угодьями и со всей обстановкой, сбережения в ценных бумагах и ассигнациях, а также все мои конюшни и псарни…» – нотариус сделал долгую паузу, чтобы перевести дух.

В зале стояла гнетущая тишина. Кузина Блэквуда вцепилась мне в руку. Дэниел невозмутимо вырезал ножиком свое имя на перилах галереи.

– «…завещаю все это моему старшему сыну Дэниелу Блэквуду!».

Все ахнули. Чтобы не вызвать нездоровых толков, я тоже ахнул. Холмс, отличаясь яркой индивидуальностью, ахать не стал. Внизу кто-то упал в обморок. Это был сорвавшийся с галереи Дэниел. Лицо его выражало крайнюю степень изумления.

– Принесите стакан вина! – крикнула леди Джейн, склонившись над безжизненным телом мужа. – Быстрее! Дэниелу плохо!

– Да-да, принесите вина! – сказал Дэниел, моментально очнувшись.

Нотариус, тем временем, продолжал:

– «…младшему же моему сыну – Грегори – завещаю книгу «Торжество добродетели», хранящуюся в верхнем ящике моего письменного стола, ибо уверен в нем и считаю, что он сам в силах добиться всего, чего пожелает, и материально обеспечить свое будущее». Завещание вступает в силу через десять дней, дата, подпись и… и все, господа…

Толпа зашумела. Большинство собравшихся было разочаровано. Все бурно обменивались впечатлениями.

Мы с Холмсом спустились вниз, пробились к лорду Блэквуду и поздравили его с получением наследства. Дэниел сидел на полу и хлопал в ладоши. Рядом с ним стоял Грегори. Вопреки моим ожиданиям, он был спокоен. Грегори воспринял случившееся, как должное.

Люди хлынули к выходу, и через две минуты холл опустел. В холле, не считая нас с Холмсом, остались только братья и доктор Мак-Кензи. За окнами темнело. Волнами подкатывала усталость. С галереи свалилась крыса, но не разбилась – проломился пол, и она с хохотом провалилась в образовавшуюся дыру. Я почувствовала, что схожу с ума.

– Уотсон, вам кажется, что вы сходите с ума? – спросил Холмс, пристально вглядываясь в мои глаза.

– С вами немудрено, – огрызнулся я, сообразив, что хохотала не крыса, а Холмс.

– Не обижайтесь, старина, я просто хотел вас разыграть. Дело в том, что меня давно занимал вопрос о том, могут ли крысы смеяться. Я даже написал небольшую монографию на эту тему. – И Холмс с гордостью посмотрел на меня.

– Гениально! – устало сказал я, догадавшись, что Холмсу очень хочется услышать это слово.

– Из темноты, как призрак, возник Квентин.

– Между прочим, сэр, – мрачно сказал он Дэниелу, – вы тут развлекаетесь, а дверь в кабинет покойного лорда открыта настежь, и у порога валяется сломанный замок. К чему бы это?

– Надеюсь, ничего не пропало? – безразлично осведомился Холмс.

– О Боже! – воскликнул Грегори. – Там хранится завещанная мне книга! Последняя память об отце!

Переглянувшись, братья бросились вверх по лестнице. Впереди бежал Грегори – за ним, задевая костылем за перила, несся Дэниел.

– За мной, Уотсон! – вскричал Холмс. В одно мгновенье он обогнал братьев и скрылся за углом.

Я бросился за Холмсом, но не смог обогнать даже Дэниела. Сзади, не отставая, пыхтел доктор Мак-Кензи, бормоча на ходу латинские числительные. Мы проносились по темным сырым коридорам, поднимались по бесчисленным лестницам, путались в переходах, сшибая статуи, рыцарские доспехи и друг друга. Три или четыре раза нас обгонял Холмс, вновь исчезая где-то вдали. Наконец, мы, запыхавшиеся, все в синяках и ссадинах, остановились около распахнутой двери в кабинет Блэквуда.