«Этот ребенок должен жить…» Записки Хелене Хольцман 1941–1944 - [71]
Среди немецкого офицерства немало было тех, кому претила пропаганда оголтелого антисемитизма. Майор Клаге тайно предупредил евреев о готовящейся ликвидации гетто, которая состоялась 20 сентября. Гетто стерли с лица земли, уничтожили слабых, нетрудоспособных — детей и стариков. Моя подруга Аронхаус, смелая, благородная женщина, отказалась расстаться со своим престарелым отцом и вместе с ним пошла на смерть. Тех, кто еще мог пригодиться, согнали в отдельный лагерь. Из них не стали больше формировать общины или группы, подчиняющейся комиссару гетто, их просто раздали разным хозяевам, как рабов. Многих отправили обслуживать военную технику и армейские грузовики, в организацию Тодта, в армейские мастерские или в провинцию добывать торф, строить дороги, прокладывать железнодорожные пути.
В это время гетто в Каунасе из-под юрисдикции городского комиссара перешло в ведомство СС и превратилось в концентрационный лагерь. Всякая культурная жизнь за колючей проволокой прекратилась. Дома пронумеровали и разбили на 330 блоков. В каждом доме пересчитали всех жильцов, если кого не досчитались — виноваты были все остальные. Половину узников разместили на аэродроме, вторую — в предместье Шанцы. Всем велели раздеться и погнали на дезинфекцию, в это время выпотрошили дома, вынесли, что только можно было. Потом выдали невольникам лагерную форму. Хотели было всех наголо побрить, но не стали. Прислали из рейха человек десять «не-евреев», уголовников, и назначили их в лагерь надсмотрщиками.
По еврейскому вопросу главным был некоторое время Геке, потом появился еще и Бруно Киттель — тот, что ранее возглавил ликвидацию вильнюсского и варшавского гетто, редкостная скотина.
В октябре Гёке потребовал от совета старейшин список невольников для депортации в Эстонию. Старейшины отобрали слабых и убогих, эсэсовцы вламывались в дома и хватали всех подряд — списки проклятых пополнились. От тех, кого увезли в Эстонию, не было никаких вестей. Лишь после освобождения один из немногих уцелевших, Анолик, высланный из Вильнюса в Эстонию 22 сентября, рассказал о том, что ему и остальным довелось пережить.
22 сентября 43-го те, кто уже не мог много работать, попали из Вильнюса в пресловутый Майданек, концлагерь близ Люблина, всего — тысячи две-три человек. Около тысячи отправили в Клоогу, километров сорок от Таллина. В Эстонии было около двадцати пяти лагерей. Свозили евреев со всей Европы. Комендантом над всеми лагерями назначен был хауптштурмфюрер Бреннайс.
Анолик почти год провел в разных лагерях. Трудно передать, какой кошмар там творился: все, что только может выдумать сам сатана, все пришлось вынести узникам, все выстрадать. Они больше были не люди — только номера. Анолик стал 818, и это число, как он мне потом рассказывал, оказывается, в иудейской традиции считается счастливым.
Работали каждый день по шестнадцать часов. За малейшую провинность — наказания, да такие, которые мог изобрести только самый больной мозг. Самым мягким наказанием было оставить заключенного без ужина — их и так почти не кормили. Воспаленное воображение садистов изыскивало все новые способы поизмываться над беззащитными пленниками. Раздетых узников в лютый мороз привязывали к дереву на дворе и, стоя вокруг и укутавшись в меха, наблюдали, как постепенно коченеет тело замерзающего живьем человека. Точно так же, спокойно и с любопытством, глядели, как по телу жертвы медленно расползается смертельная доза эвипана, впрыснутая в вену.
Заключенных хлестали ремнями из бычьей кожи, усеянными стальными шипами. Жертву кидали на лавку, товарищам по несчастью приказывали держать наказуемого за руки и за ноги — и двадцать пять ударов минимальная порция. Некоторые могли выдержать и семьдесят пять, но живыми после такого с лавки уже не вставали.
Близ бараков располагалась баня и дезинфекционная. Мужчины и женщины мылись вместе, и в декабре, пока их одежду дезинфицировали, метров тридцать шли по морозу обратно в барак, совсем голые. Во всех лагерях кроме Клооги свирепствовал сыпной тиф, но на работу гоняли даже умирающих. Только если температура подскакивала под сорок, больного отправляли в лагерный лазарет.
4 февраля 44-го большую группу заключенных, в том числе детей и женщин, отправили в Кивиоли на нефтеперерабатывающий завод. Без остановки прошли они 120 километров вдоль моря. Многие, ослабев от тифа, падали без сознания. Если кто не мог больше идти — бросали в море.
Один из лагерных санитаров — Вильгельм Гент — обожал кромсать больных в лазарете топором, всех подряд, кто под руку попадется. Так погибли известный врач-гинеколог из Варшавы доктор Фингерхут, рентгенолог доктор Ивантер и сын адвоката Зильберштейна из Вильнюса.
У группенфюрера Курта Штахе была большая собака — он натравливал ее на узников, и обученная псина волокла пойманную дичь к хозяину.
Работа была тяжела невыносимо: заставляли таскать трехметровые балки, мешки с цементом килограмм по сто. Стоит оступиться — опять измываются. Впрочем, беспрестанные издевательства и унижения в лагере были повседневностью. Особенно свирепствовал завскладом одежды обершарфюрер Хелльвиг и унтершарфюрер Шварце из Гёрлитца, Цеппелинстрассе 21.
Повесть «Тáту 1989—2000» (в переводе с укр. — отцу) — сборник из писем отцу, хроник, дневников и рассказов, написанных в период службы и реанимированных спустя двадцать лет. Главный герой служит рядовым во взводе охраны, спортроте, затем курсантом и после распределения становится начмедом бригады спецназ. Места его службы: Харьков, Чернигов, Киев, Ленинград, Улан-Удэ-40, Тамбов. Он живет обычной жизнью: любит, страдает, воспитывает детей и думает о пропитании семьи.
Луи-Жозеф Маршан приступил к работе у Наполеона в 1811 году в возрасте 20 лет и сразу обратил на себя внимание способностями и преданностью. Но его истинный характер проявился в Фонтенбло, во время отречения императора от престола. Маршан не только не покинул своего кумира, как сделали многие приближенные, но безоговорочно последовал за ним на Эльбу. Со временем он стал главным камердинером Наполеона, поехал с ним на Святую Елену и вел подробные и откровенные записи о своей службе вплоть до смерти императора 5 мая 1821 года.
Перед вами — первая из двух книг воспоминаний семьи Янкелевич-Ферман. Она представляет собой тематически и хронологически упорядоченные воспоминания Ефима Аврумовича Янкелевича и его родителей — Аврум-Арона Львовича Янкелевича и Фаины Исаевны Ферман. Воспоминания охватывают период с конца XIX по середину XX века и являются уникальным документом, живописующим быт и нравы сразу нескольких эпох и территорий. Воспоминания будут интересны всем, кто интересуется историей XX века.
Воспоминания полковника американской армии Филипа Дж. Корсо о своей службе в Пентагоне, о работе с обломками инопланетных кораблей, о развитии секретных технологий под прикрытием. "Меня зовут Филип Дж. Корсо, в течение двух незабываемых лет в 1960-х, когда я был подполковником в армейском подразделении, занимающемся Инопланетными Технологиями в Военном Управления Исследований и Развития в Пентагоне, я вел двойную жизнь. В своих обычных повседневных занятиях по исследованию и анализу систем вооружения армии, я исследовал такие темы, как вооружение вертолетов, которое разработали во французских вооруженных силах, тактическими сложностями разворачивания противоракетных комплексов или новыми военными технологиями по приготовлению и хранению пищи в полевых условиях.
Первое издание на русском языке воспоминаний секретаря Наполеона Клода-Франсуа де Меневаля (Cloude-Francois de Meneval (1778–1850)) и камердинера Констана Вери (Constant Wairy (1778–1845)). Контаминацию текстов подготовил американский историк П. П. Джоунз, член Наполеоновского общества.
Книга содержит краткое обобщение трудов известных гидротехников России и собственных изданий автора. Изложен перечень документов по расчету и строительству земляных плотин, в том числе возведения сухим способом и намывом. По ней удобно произвести квалифицированное проектирование и строительство земляных плотин, не прибегая к помощи специализированных организаций. Книгу можно использовать для обучения техников и инженеров в неспециализированных институтах.