Этот идеальный день - [23]

Наступила ночь перед лечением. Он лежал без сна несколько часов, а потом с забинтованными руками карабкался на покрытую снегом горную вершину, с удовольствием курил табак под руководством дружески улыбающегося Кинга, расстегивал комбинезон Снежинки и она оказывалась белой-белой с красным крестом от горла до паха; водил древнюю машину с рулевым колесом по коридорам и залам огромного Центра Генетического 11 плавления, и у него был новый браслет с надписью «Чип», а в окно своей комнаты он видел хорошенькую обнаженную девушку, поливающую куст сирени. Она нетерпеливо кивнула, и он пошел к ней – и проснулся, чувствуя себя свежим, энергичным и веселым, несмотря на все эти сны, более живые и убедительные, чем те пять или шесть, которые он видел в своей жизни.

В тот день, в пятницу, Чип получил свое лечение. «Щелк-жжщелк», казалось, продолжалось на долю секунды меньше, чем обычно, и когда Чип отошел от блока, опуская рукав, он все еще чувствовал себя хорошо и самим собой, человеком, видящим живые сны, членом когорты необычных людей, Семью и Уни. Он нарочито медленно шел к Центру. Его поразила мысль, что теперь ему особенно важно продолжать этот сбой ритма, чтобы оправдать второй этап уменьшения дозы; в чем бы этот второй шаг не заключался и чего бы он не потребовал, Чип весь был направлен на него. Он был доволен собой, потому что понял это, и недоумевал, почему Кинг и другие этого не подсказали. Быть может, они думали, что он будет неспособен делать что-то после лечения.

Те два члена, очевидно, полностью распались на части, несчастные братья.

В тот день он допустил хорошенькую маленькую ошибку: начал диктовать для печатания доклад, в то время, как микрофон был повернут не правильно, вверх, и один член 663 Б это видел. Чипу было чуть неловко, что он так поступает, но, тем не менее, он сделал это.

В тот вечер, к своему собственному удивлению, он действительно задремал во время телевизора, хотя передавали что-то действительно интересное, репортаж о новом радиотелескопе в Изо. И позже, во время заседания домового фотоклуба, Чип едва мог держать глаза открытыми. Он извинился за ранний уход и пошел в свою комнату. Он разделся, не позаботившись выбросить использованный комбинезон, лег в постель без пижамы и выключил свет. Ему было интересно, какие сны он увидит.

Он проснулся в испуге, подозревая, что болен и нуждается в помощи. Что же не так? Что он сделал такого, чего не следовало делать?

Осознание пришло к нему, и он покачал головой, едва в силах в это поверить. Правда ли это? Возможно ли такое?

Действительно ли он был таким, так заражен группой несчастных больных членов, что нарочно делал ошибки, пробовал обмануть Боба РО (и, может быть, ему это удалось!), думал о чем-то враждебном всей любящей Семье? О, Христос, Маркс, Вуд и Веи!

Он думал о том, что говорила ему молодая Лайлак: помнить, что это только химический препарат заставляет его считать себя больным, препарат, который ему ввели без его согласия.

Его согласия! Как будто согласие имело какое-то отношение к лечению, которое проводилось, чтобы сохранить здоровье и хорошее самочувствие члена, составную часть здоровья и хорошего самочувствия всей Семьи! Даже до-Объединения, даже в хаосе и безумии двадцатого века, согласия человека не спрашивали перед тем, как лечить его от пифия или тифа, как там это называлось. Согласие! А он ее выслушал, и даже не прервал!

Прозвучал первый сигнал, и он выпрыгнул из постели с желанием как-то загладить все совершенные им ошибки. Он выбросил вчерашний комбинезон, помочился, умылся, почистил зубы, причесал волосы, надел свежий комбинезон, убрал постель. Он пошел в столовую и попросил свой пирог и чай, сел вместе с другими членами и хотел как-то им помочь, дать им что-нибудь, показать, что он лояльный и любящий член, а не больной обидчик, каким он был накануне. Человек слева от него доел свой пирог.

– Хочешь кусок моего? – спросил Чип. Член удивленно смотрел на него:

– Нет, конечно нет, – сказал он. – Но спасибо, ты очень добр.

– Да нет, не так уж, – сказал Чип, хотя он был рад, что член назвал его добрым.

Он направился в сторону Центра и пришел туда на шесть минут раньше времени. Он взял образец из своей секции коробки – именно из своей! – и понес его к своему микроскопу, надел, совершенно правильно, свои очки и начал работать, буква в букву соблюдая технику безопасности. Он с уважением вынул данные из Уни («прости меня, Уни, который знает все»), и заложил новую информацию с теплым любящим чувством («Полная и точная информация об образце гена НФ 5049»).

Начальник отдела заглянул к нему в кабинет:

– Как дела? – спросил он.

– Замечательно, Боб.

– Хорошо.

Но в середине дня, тем не менее, он почувствовал себя хуже. Как же будет с ними, с теми больными? Следует ему оставить их в этом болезненном состоянии, с их табаком, ослабленными лечениями, до-Объединенческими мыслями? У него не было выбора. Ему забинтовали глаза. Найти их невозможно.

Но это не правда, их можно найти. Снежинка показала ему свое лицо. Сколько таких бледных членов, женщин ее возраста, может быть в городе? Три? Четыре? Пять? Уни, если Боб его спросит, может выдать их номера через секунду. А когда ее найдут и как следует полечат, она скажет номера некоторых других членов группы, а они – номера оставшихся. Всю группу можно найти и помочь ей за день или за два.