Этот дождь решает всё - [2]

Я толкнула дверь небольшого кафе, и в нос сразу ударили приятные запахи кофе и свежей выпечки, уносящие из головы все плохие мысли. О проблемах я вспомню потом, когда вновь выйду на улицу. А пока можно расслабиться, насладиться теплом, спокойствием и восхитительными ароматами.

– Мариночка! – крикнула я, когда колокольчик над дверью затих. – Это Ангелина. Я за заказом, забрать можно?

Сначала послышался грохот посуды с кухни, а потом в дверях появилась и сама радушная хозяйка с большой тарелкой печенья в руках. Марина Васильева – владелица самого прекрасного кафе-пекарни в городе, которое не делало перерыв даже на зиму, радуя местных вкуснейшими сладостями, – по совместительству считалась лучшей подругой моей бабушки, хоть и была младше лет на пятнадцать. Пышная черноглазая брюнетка с армянскими корнями посвятила кулинарии всю свою жизнь… и стала погибелью для моей фигуры.

– Привет, зайка, – улыбнулась она, опуская тарелку на витрину и расцеловывая меня в обе щеки. – Булочки для Степы готовы, сейчас принесу. Что-нибудь для тебя?

Я усмехнулась, прикидывая, сколько еще мое бренное тельце выживет в нормальной форме без спорта и с таким количеством сладкого, но все же ответила:

– Как обычно, Марин. Латте без сахара и вишневую слойку. Найдутся?

– Пару минут, Ангелок.

Довольно кивнув, я приземлилась на ближайший барный стул и принялась постукивать пальцами по стойке. Несмотря на совершенно неангельский характер, Ангелком меня зовет почти вся семья, лишь папа, выбравший когда-то для дочери имя Ангелина, продолжает величать меня так. Наверное, из вредности. Потому что знает, насколько я не люблю свое имя.

Геля… в младших классах одноклассники вечно обзывали меня Девочкой-гелием и пародировали тоненькими голосами мультяшных бурундуков. Но время шло, вкусы менялись, и вместо Девочки-гелия я стала Энжел, ангелком с дьявольской сущностью…

В сумочке запищал мобильник, и я торопливо достала его, проверяя сообщение.

Simon

Энжи, как ты там? Пятый день молчишь.

16:47

Не открывая уведомление, я раза три внимательно пробежалась глазами по вопросу, в конце концов остановив взгляд на фотографии, большую часть которой занимал ярко-красный зонт. Саймон говорит ответить, но Энжи плохо играет в эту игру, а потому молчит. Сейчас заберу заказ, дойду до набережной и там разберусь со всеми сообщениями.

Я приняла из рук Марины два бумажных пакета и картонный стаканчик с кофе, получила на прощание крепкие объятия хозяйки и вышла из кафе. Прохладный ветер мгновенно подхватил волосы, проник под расстегнутую куртку. Я вдохнула полной грудью, в очередной раз наслаждаясь свежестью, свободой и тишиной города, и направилась в сторону набережной. Главное, не забыть по пути закинуть домой пакет булочек для деда, а потом уже можно будет смаковать горячий латте и портить фигуру.

Вскоре с чувством выполненного долга я упала на лавочку, поворачиваясь лицом к морю и наблюдая за ровным биением волн. С кофе и Марининой выпечкой я привыкла приходить именно сюда, особенно если «ВКонтакте» висела парочка неотвеченных сообщений от Саймона или от Катюши. Это вызывало приятную ностальгию, словно вернулся один из тех первых летних ливней, в которые я поняла, что все не так уж плохо…

В тот день я не плакала – рыдала. Сидела под зонтом на лавке на самом краю набережной, смотрела на неистово бьющиеся почти у самых ног волны, давилась кофе и рыдала. Ванильная, киношная и чертовски глупая сцена. Но это была первая наша неделя после переезда, я умирала от адской жарищи и убивалась из-за мыслей об институте. Дед еще даже не помышлял позвать меня в свою фирму, и казалось, что жизнь просто кончена – оборвалась где-то на отметке между «позавчера» и «сейчас». Пограничное состояние длиною в вечность, которое должно было закончиться всего через год – оставались только пятый курс и диплом специалиста, – а перешло в новую, усовершенствованную стадию.

Я не представляла, что делать дальше. Мама с папой постоянно мотались по бесконечным горным серпантинам, с легкой подачи и помощью деда планируя открыть ателье в Сочи и всю неделю, кроме выходных, жить там. Бабушка готовила небольшую гостиницу к новому сезону, дед руководил созданием десятка новых проектов, а я… я повисла в пустоте. Без образования, без планов на будущее.

– Это же надо с такой скоростью хомячить! – раздался за спиной мужской голос.

От неожиданности я выронила из рук пакет с вишневыми слойками прямо на асфальт. Капли теплого ливня, от которых частично спасал лишь потрепанный бабушкин зонт, мгновенно вцепились в выпечку, словно только этого и ждали. Две слойки за считаные секунды разбухли, превращаясь в неаппетитную кашу. Еще одна уже угнездилась в желудке, быстро, неведомый комментатор не соврал, но… но… еще две…

Вместо того чтобы накричать на виновника случившегося или хотя бы огрызнуться в ответ, я разревелась пуще прежнего, размазывая по щекам слезы вперемешку с дождем и задыхаясь при каждой попытке что-либо сказать.

– Я… не хомячу… – Выдавить это получилось с трудом. – Я ем.

Незнакомец за спиной хмыкнул, чиркнула зажигалка, и сквозь пелену дождя потянуло сигаретным дымом. Вновь шмыгнув носом, я закашлялась и наконец повернула голову. Недалеко от лавки на каменном парапете сидел парень – или молодой мужчина, если судить по одежде. В пальцах тлела сигарета, а лицо почти полностью скрывал огромный ярко-красный зонт. Только подбородок виднелся и приподнятый в ухмылке левый уголок губ.