Этого забыть нельзя. Воспоминания бывшего военнопленного - [26]

Шрифт
Интервал

Между тем мужчина выпрямился, набрал полную грудь воздуха и сильным, волнующим баритоном затянул:

Волга-Волга, мать родная,
Волга русская река…

Комендант слушал, довольно ухмыляясь, офицеры одобрительно кивали головами, как бы подбадривая певца. А мы, еще минуту назад с презрением смотревшие на певца, вдруг замерли от нахлынувших чувств. Все мы мысленно перенеслись на нашу необъятную Родину. А голос звенел и звенел:

Что ж вы, черти, приуныли?
Эй, ты, Филька, черт, пляши!
Грянем, братцы…

Песня внезапно оборвалась, как видно, у исполнителя от волнения и голода не хватило духу. Немец снисходительно швырнул на землю сигареты, однако пленный не спешил их поднимать. Тогда из передних рядов выскочило двое, но раньше, чем они успели нагнуться, певец наступил деревянной колодкой на сигареты и растер их по земле.

От неожиданности все мы ахнули. Когда комендант ушел, певца окружили со всех сторон. Некоторые, натрусив из карманов немного табачной пыли, предлагали ему закурить, другие готовы были поменяться с ним шинелями.

Долго мы ходили по плацу, взволнованные и этой песней, и этим красивым, за душу бравшим голосом. Искренне радовались, что, выказав свое презрение нашим мучителям, как бы плюнув коменданту в лицо, он не понес за это наказания, — настолько его поступок оказался неожиданным для немцев…

Володька отыскал своего дружка по вагону, Ивана. Иван года на три старше его. Белобрысый, худющий, больно глядеть.

— Теперь будем втроем, — на радостях твердил мне парень. — Что б ни случилось — вместе. Верно?

Желаниям Володьки не суждено было сбыться. Вскоре поступило распоряжение — летчиков и моряков отобрать в отдельные группы для направления в специальные лагеря.

Мой юный друг растерялся. Видимо, понял — теперь навсегда. Основательно взгрустнул и я, но старался бодриться, чтобы еще более не расстраивать парнишку. Ведь за все это время нечеловеческих мук и испытаний он был мне роднее сына. Мне помогала преодолевать черные мысли его постоянная подвижность, отзывчивость, неуемная любовь к жизни и ненависть к врагу. Я знал, без Володьки мне будет очень худо, а ему без меня — и подавно.

После того, как забрали летчиков и моряков, наша группа крымчан заметно растаяла. Многих мы потеряли во Владимир-Волынском: одни умерли с голоду, других прикончил фельдфебель Мейдер, третьих увезли неизвестно куда. Последнего друга, Володьку, тоже отняли.

Лагерный плац напоминал двор скотобойни. Пленных сортировали по росту, по весу и возрасту, оглядывали со всех сторон, заставляли открывать рот, поднимать вверх руки, приседать, становиться на цыпочки. Меня вертели до умопомрачения. Голова закружилась, и я шлепнулся навзничь. Тем не менее лагерные фюреры признали меня вполне способным выполнять физическую работу.

В действительности же состояние мое было весьма плачевным. Из-за длительного недоедания я потерял в весе двадцать восемь килограммов. Лагерный режим строился так, чтобы пленный постепенно, день за днем угасал. При всем этом я выглядел немного лучше других. Некоторые пленные до того отощали, что не могли стоять в строю, не в состоянии были одеть на себя шинель, иные умирали прямо на ходу.

После отбора каждого из нас сфотографировали в анфас и профиль, сняли отпечатки пальцев и заполнили личные карточки.

К вечеру вся подготовка к отправке была закончена. Нас выстроили перед казармой, в который раз начали бесконечно мучительный пересчет. По всему чувствовалось, — повезут нас куда-то к черту на кулички, не иначе как в Германию.

Впереди меня стоит невысокий пожилой человек, одетый в рваную, грязную шинель. Он все время наблюдает за гауптманом, который медленно прохаживается вдоль строя. Когда немец удаляется, человек начинает торопливо и взволнованно о чем-то говорить соседу. До меня доносится: в Германии лишь недавно сняли траурные повязки. Советская Армия разгромила триста тысяч отборных немецких войск под Сталинградом. Командующий гитлеровской армией генерал-фельдмаршал Паулюс взят в плен. По этому поводу фюрер и объявил траур по всей стране.

— Откуда у тебя такие сведения? — слышатся нетерпеливые голоса.

— Поляк один рассказал в уборной.

Стоящие рядом оживленно комментируют последнее известие.

— Эх, если б правду сказал браток-поляк?

— Зачем же ему врать! Факт, уверен.

— Нет, товарищи, серьезно: наши теперь пошли вперед, никакая сила их не остановит.

— Наши-то бьют фрицев, а вот мы…

Сообщение о крупной победе под Сталинградом вдохнуло в людей новые силы к сопротивлению. Уже полгода мы не знали действительного положения на фронтах, а если в лагерь и просачивались скупые сведения, то им трудно было верить, потому что исходили они от десятых источников. Так, еще в пути из Симферополя мы кое-что слышали о Сталинградской битве, однако толком никто ничего сказать не мог. К тому же немцы усиленно распространяли провокационные слухи о падении Москвы и Ленинграда, о том, что их войска окружили Баку, подошли к Тбилиси. Этим побаскам мало кто верил, но ведь среди пленных встречались разные люди, — были и нытики, и маловеры, и отчаявшиеся. Горечь неудач и поражений в первый год войны наложила на них свой отпечаток.


Рекомендуем почитать
Вокруг Чехова. Том 2. Творчество и наследие

В книге собраны воспоминания об Антоне Павловиче Чехове и его окружении, принадлежащие родным писателя — брату, сестре, племянникам, а также мемуары о чеховской семье.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.


«Запомните меня живым». Судьба и бессмертие Александра Косарева

Книга задумана как документальная повесть, политический триллер, основанный на семейных документах, архиве ФСБ России, воспоминаниях современников, включая как жертв репрессий, так и их исполнителей. Это первая и наиболее подробная биография выдающегося общественного деятеля СССР, которая писалась не для того, чтобы угодить какой-либо партии, а с единственной целью — рассказать правду о человеке и его времени. Потому что пришло время об этом рассказать. Многие факты, приведенные в книге, никогда ранее не были опубликованы. Это книга о драматичной, трагической судьбе всей семьи Александра Косарева, о репрессиях против его родственников, о незаслуженном наказании его жены, а затем и дочери, переживших долгую ссылку на Крайнем Севере «Запомните меня живым» — книга, рассчитанная на массового читателя.


Архитектор Сталина: документальная повесть

Эта книга о трагической судьбе талантливого советского зодчего Мирона Ивановича Мержанова, который создал ряд монументальных сооружений, признанных историческими и архитектурными памятниками, достиг высокого положения в обществе, считался «архитектором Сталина».


Чистый кайф. Я отчаянно пыталась сбежать из этого мира, но выбрала жизнь

«Мне некого было винить, кроме себя самой. Я воровала, лгала, нарушала закон, гналась за кайфом, употребляла наркотики и гробила свою жизнь. Это я была виновата в том, что все мосты сожжены и мне не к кому обратиться. Я ненавидела себя и то, чем стала, – но не могла остановиться. Не знала, как». Можно ли избавиться от наркотической зависимости? Тиффани Дженкинс утверждает, что да! Десять лет ее жизнь шла под откос, и все, о чем она могла думать, – это то, где достать очередную дозу таблеток. Ради этого она обманывала своего парня-полицейского и заключала аморальные сделки с наркоторговцами.