Это же Пэтти! - [29]

– Как я могу смеяться, если не вижу ничего смешного? Шутки девочек ужасно глупые…

Разговор пришлось прервать, поскольку по коридору, словно шумный табун лошадей, неслась Козочка Маккой. На ней был меховой шарф и жемчужное ожерелье, на голове красовалась муфта, напоминавшая головной убор тамбурмажора; из кармана блузки торчали кружевной платок и веер резной слоновой кости, на плечах трепетал розовый шарфик из шифона; запястье украшал восточный браслет, а в руках она тащила оправленное в серебро мексиканское седло, которое могло бы сгодиться для техасских равнин, но никоим образом не для респектабельных деревенских улочек, прилегающих к «Святой Урсуле».

– Браво, Попи! – закричала она, налетев на них. – Он первый сорт, прелесть, милашка. Вы видали когда-нибудь такое шикарное седло?

Она плюхнула его на стул, розовый шифоновый шарф превратила в уздечку, села верхом и пустила «лошадь» вскачь легким галопом.

– Встать! Тпру! Привет! С дороги.

Хэрриет отскочила, чтобы ее не сбили с ног, а Пэтти убрала свое розовое платье с дороги бешено мчавшейся лошади. Они визжали от смеха, даже слезливая Хэрриет.

– Ну вот, видишь! – проговорила Пэтти, неожиданно перестав веселиться. – Смеяться очень легко, если дать себе волю. На самом деле, Козочка вовсе не забавна. Ее глупости нет предела.

Козочка остановила лошадь.

– Как вам это нравится!

– Извини за правду, – вежливо молвила Пэтти, – я лишь привожу тебя в пример в качестве иллюстрации… О боже! Звенит звонок!

Одной рукой она принялась расшнуровывать блузку, другой – подталкивать своих гостий к двери.

– Скорее переодевайтесь и возвращайтесь назад, чтобы застегнуть на мне пуговицы. Сегодня вечером с нашей стороны было бы весьма любезно прийти вовремя. С тех пор как начались каникулы, мы опаздываем на все трапезы.

Первое утро рождества девочки провели, катаясь с горки. Они пришли на обед вовремя и с хорошим аппетитом!

Посреди обеда появился Осаки с телеграммой и вручил ее Вдовушке. Она прочла ее с взволнованным удивлением и передала мисс Салли, которая подняла брови и передала ее мисс Уэдсворт, которую телеграмма повергла в нескрываемый трепет.

– Что там, черт возьми, может быть? – поинтересовалась Козочка.

– Лорди сбежала с любовником и им придется разыскивать новую учительницу латыни, – представила Пэтти свое толкование.

Когда три девочки встали из-за стола, Вдовушка перехватила Хэрриет.

– Зайди на минутку в мой кабинет. Только что прибыла телеграмма…

Пэтти и Козочка поднимались по лестнице, раскрыв глаза от изумления.

– Это не плохие новости, так как мисс Салли улыбалась, – размышляла Пэтти. – И я не могу придумать ни одной хорошей новости, которая бы ожидала Хэрриет.

Десять минут спустя на лестнице раздались шаги, и в комнату Пэтти вне себя от волнения ворвалась Хэрриет.

– Он едет!

– Кто?

– Мой отец.

– Когда?

– Прямо сейчас – сегодня после обеда. Он был в Нью-Йорке по делам и теперь едет повидать меня на рождество.

– Я так рада! – сердечно сказала Пэтти. – Теперь ты видишь, что он не приезжал раньше потому, что был далеко в Мексике.

Хэрриет покачала головой, ее оживление внезапно угасло.

– Мне кажется, он считает, что должен это сделать.

– Чепуха!

– Нет, правда. Ему нет до меня дела – вообще никакого. Он любит веселых, симпатичных и умных девочек, таких, как ты.

– Ну, в таком случае… будь веселой, симпатичной и умной, как я.

Хэрриет поискала взглядом зеркало, и глаза ее наполнились слезами.

– Ты просто круглая дура! – в отчаянии вымолвила Пэтти.

– В своем зеленом платье я похожа на жуткое пугало, – сказала Хэрриет.

– Да, – ворчливо согласилась Пэтти. – Похожа.

– Юбка слишком короткая, а корсаж слишком длинный.

– И рукава какие-то странные, – заметила Пэтти.

Поставленная перед этими приводящими в уныние фактами, она почувствовала, что ее энтузиазм сходит на «нет».

– В котором часу он приедет? – спросила она.

– В четыре.

– У нас в запасе есть два часа, – овладела собой Пэтти. – Можно успеть кучу всего за два часа. Будь ты хоть приблизительно моего размера, ты могла бы надеть мое новое розовое платье… но, боюсь… – Она с сомнением оглядела длинные ноги Хэрриет. – Знаешь что! – прибавила она в порыве щедрости. – Мы уберем складки и удлиним кромку.

– О, Пэтти! – Хэрриет, готовая расплакаться, сказала, что боится испортить наряд. Но когда в Пэтти просыпалось рвение ради дела, все остальные соображения в расчет не принимались. Новое платье извлекли из гардеробной и принялись распарывать.

– И ты можешь надеть новое жемчужное ожерелье и розовый шарфик Козочки, а также мои шелковые чулки и туфельки – если влезешь в них – и, по-моему, Конни оставила кружевную нижнюю юбку, доставленную из прачечной слишком поздно и не попавшую в багаж… и… а вот и Козочка!

Заручившись сочувствием мисс Маккой, спустя четверть часа они весело продолжили выполнять задачу по перевоплощению протестующей, возбужденной и время от времени разражавшейся слезами Хэрриет в первую красавицу школы. Считалось, что Козочка Маккой – неисправимый сорванец, однако в этот решающий момент «вечная женственность»[18] триумфально вышла на первый план. Она уселась с маникюрными ножничками Пэтти и три четверти часа усердно отпарывала складки.