Это все о Боге. История мусульманина, атеиста, иудея, христианина - [69]
Мы не можем просто «любить Бога».
То, что отдаляет нас друг от друга, отдаляет и от Бога.
То, что соединяет нас друг с другом, связывает и с Богом.
Бог непосредственно связан с другими, и пока мы не примем их, мы никогда не докажем свою преданность Богу.
Моя вторая молитва
Моя первая молитва преобразила мою жизнь. Я пробормотал ее на скамье в дальнем углу территории военной части, когда осознал, что Бог любит меня. Я просто сказал: «Бог», и мой мир навсегда изменился.
Еще одна молитва, преображающая жизнь, прозвучала на богослужении в христианской церкви Нью–Йорка. Способы толкования Библии и подходы к богословским вопросам, которых придерживались в этой общине, отличались от моих. В моей душе шла борьба. Я придерживался мнения, что все, кто не согласен с взглядами моей церкви, заблуждаются — значит, их следует поправить. Это мой долг! Мы узнали об этом из евангелий, мы должны быть учителями, а другие христиане — учениками. Поэтому, стоило мне зайти в другую церковь, как тревога буквально изводила меня, напоминая о догмах, которые я считал своим долгом защищать.
Но в этой церкви, в это воскресенье Возлюбленный вновь посетил меня. Служба была ничем не примечательна. Прихожане страстно и уверенно пели христианские гимны. Утомленная моим беспокойством о догмах, моя душа потянулась к пению этих людей. Мне захотелось запеть вместе с ними. И не просто запеть, а так, словно Богу нравится мой на самом деле скверный голос! Сразу узнанная волна благодарности окатила меня, когда я осознал: какими бы иными ни были эти люди, они мои братья и сестры — дар Бога, предназначенный для меня. В этот момент груз слов, накопившихся за десятилетие защиты моей религии, свалился с моих плеч. Ох, и глуп же я! Как я мог не принимать этих людей? Мне хотелось обнять и перецеловать ничего не подозревающих прихожан, как в ту ночь, когда меня впервые поцеловала Вера.
А потом вдруг мне захотелось уйти.
Влекомый невидимой рукой Возлюбленного, я поспешно вышел из церкви на оживленный манхэттенский перекресток с островком безопасности для пешеходов посередине. Стоя в толпе людей, я посмотрел вверх, на небо в просвете между высотными зданиями, и произнес вторую молитву, которая навсегда изменила мою жизнь: «Наш Бог». Вот именно.
— Наш.
Произнося это слово, я признавал, что Бог не только «мой». Что ни я, ни моя церковь, ни христианство не заведуем Богом.
— Наш.
Мне представилась монгольская семья, стоящая перед юртой — эту фотографию я видел в National Geographic, Я смотрел на кривые ноги отца–наездника, темные волосы его жены, лица двух ребятишек. А они смотрели на меня.
Мне представился имам, которого я никогда в жизни не видел — пышнобородый, живущий где–то в моем городе, служащий в мечети, возможно, на расстоянии нескольких минут ходьбы от моего дома. Его рука ласково коснулась моего плеча.
Мне представилась учительница из государственной начальной школы, убежденная буддистка. Она отдавала себя без остатка, работала дни напролет, медитировала, чтобы поддерживать в себе силы, и обучала мою дочь всему, что важно в жизни.
Когда я возносил молитву Господу, все они стояли вокруг меня.
Я начал молитву, которой научил нас Иисус: «Отец наш…»
К кому относилось это слово «наш»?
После первой молитвы, когда я произнес: «Бог», обратный путь к неверию оказался отрезанным. Бог должен был остаться в моей жизни. После второй молитвы, когда я произнес: «Наш Бог», повернуть обратно к неверию было уже невозможно. Другим предстояло навсегда остаться в моей жизни.
Эпилог
Моя история — и, возможно, ваша
Когда я служил пастором в деятельной и дружной церковной общине «Кроссуок» (CrossWalk) в Южной Калифорнии, мои родители с сестрой приехали в гости из Хорватии. Они и прежде бывали в США, и мы навещали их в Хорватии, но эта поездка обещала быть совсем не такой, как прочие. По прошествии двадцати лет мои родные наконец согласились посетить мой христианский мир.
Едва ли не целыми днями мы готовили еду. Трое гостей лакомились роскошными блюдами американской кухни, аромат сытной еды вызывал воспоминания о том времени, когда мы были одной из счастливейших семей на земле.
Однажды в воскресенье, глядя, как мама ставит в духовку аппетитный вишневый штрудель, я подумал, какой постаревшей и изнуренной она выглядит. Но ее глаза сияли радостью ярче, чем когда–либо. Похоже, за последние двадцать лет нашей семейной борьбы ее сердце только выросло. Она превращала боль в благословение и раздавала его родным. От кого–то я услышал, что «благодать умеет не придавать значения». В таком случае моя мама была исполнена благодати, ведь она долгие годы не придавала значения непростительно эгоистичному поведению — моему и отцовскому. Что стало бы с нами, если бы не она?
Выглянув в окно нашей гостиной, я увидел отца: он, почти полвека олицетворявший непреодолимую движущую силу нашей семьи, терпеливо красил нашу веранду. Все, за что он брался, он делал добросовестно и с радостью, и любил вкусно поесть. Кем бы я был, если бы не он? Как бы я научился страстно любить жизнь, если бы его страсть не горела, освещая мне путь, если бы его цельность не вдохновляла меня?
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.