...Это вовсе не то, что ты думал, но лучше - [29]

Этот парень под тридцать производил странное впечатление потрепанного жизнью, обглоданного судьбой облезлого котенка. У него было красное лицо, проплешина, тоненькая длинная косичка и добрые печальные глаза. А еще ему нравилось класть голову на женские колени (в частности, мои) и мурлыкать.

— Знаешь, Росси, ты хороший человек. У тебя взгляд добрый и открытый. Если б не мой ВИЧ, я попытался бы поухаживать за тобой, попробовал сделать твою жизнь чуть-чуть счастливее. Хотя, с другой стороны, на кой черт тебе был бы нужен тридцатилетний алкоголик без гроша за душой?..

— Перестань, Патрик. Я вовсе не настолько белая и пушистая, какой кажусь.

Его слова приятны мне, и в благодарность я поглаживаю его куцую шевелюру и чешу за ушком.

— Муррр… Я не вру, я вижу тебя такой, а какая ты на самом деле — мне не важно. Я десять лет плотно сидел на героине и за это время наобщался с таким количеством падали, что теперь не верю произнесенным словам, но лишь собственным ощущениям.

— Оба-на! Ты десять лет торчал на 'белом тигре', а я и не знала. Как тебе соскочить-то удалось?

— С трудом. Пришлось поменять полностью всё. Просто в определенный момент я проснулся и понял, что нахожусь в дерьме по самые ушки, и, знаешь, отчего-то очень-очень захотелось выбраться в хоть какое-то подобие нормальной жизни. Я продал квартиру, в которой жил, порвал со всеми знакомыми (псевдо-друзьями и приятелями) и начал заново, с чистого листа. Одного только не рассчитал. Можешь спросить своего названого братца Акелу — он, когда тусовался с дианетиками, как раз занимался реабилитацией нарков. Он тебе скажет, что просто так снять с иглы человека с длительным стажем употребления тяжелой наркоты невозможно. Он либо сойдет с ума, либо перейдет на алкоголь, либо обязательно вернется — мозг уже настолько перестроился, что не сможет функционировать без допинга. Как видишь, я спиваюсь, — горькая улыбка скользнула по его глазам и губам.

— А как ты умудрился подсесть?

— Как все. Был определенный момент в нашей стране, когда героин было так же модно употреблять, как до этого — 'травку', или сейчас — всякие синтетические ускорители и экстази. Этот момент пришелся на ту пору моей жизни, когда я был еще не настолько взрослый, чтобы думать самостоятельно, и не настолько маленький, чтобы меня плотно опекали предки.

— Да, 'герыч' — страшная штука… — Я не знала, что бы такое выдать глубокомысленное, и брякнула первую пришедшую в голову банальность.

— Сейчас есть дрянь и посильнее. Никогда, ни при каких обстоятельствах не вздумай пробовать — называется 'метадон'. Сгенерировали какие-то мудаки-ученые — для выведения из наркотической зависимости. В государственных клиниках его практически сразу запретили: разобрались, что снять с его помощью с героина можно, но зато взамен подсаживаются на него, и гораздо быстрее. После одного-двух приемов, как факт. А вот частные реабилитационные центры этого не учли — и понеслось… Платит какой-нибудь папаша несколько тысяч зеленых, чтобы сняли любимого сыночка с иглы, проходит месяц — и его возвращают еще более зависимым. Ломка от героина длится двое-трое суток, а вот чтобы слезть с метадона, нужно в таких же мучениях отколбасить с месяц. Как думаешь, это реально? Вот такая вот оказия вышла… Обозленные родители ломанулись по судам, да куда там — поезд ушел, довольные доктора, нарубив капусты, растворились в необъятных просторах нашего земного шарика, а к питерским барыгам пришел новый товар, действующий мощно и стоящий недорого.

— Мрак… А ты сам эту фигню пробовал?

— Нет, слава богу, мозгов хоть на это хватило. Но я видел людей, торчавших на метадоне. Жуткое зрелище. Вот уж верно: краше в гроб кладут.

— А что это мы все о печальном, да о печальном? Рассказал бы что-нибудь веселенькое, — разговор о гробах навеял определенные ассоциации с собственной персоной, поэтому захотелось срочно переменить тему.

— А веселого-то в наличии ничего не имеется. Хотя… тут ко мне недавно Абрек подкатился с таким интересным вопросом: почему, говорит, Патрик, у всех, с кем я начинаю общаться, встречаться, на голове такая огромная корона вырастает? Я аж обалдел и говорю: чьи бы коровы мычали — ты свою-то непомерную корону не видишь, что ли?

— А он чего?

— Да ничего. Как обычно — хрюкнул-фыркнул и унесся.

Я тихо рассмеялась, живо представив горделиво-пылкого Брейки.

— Слушай, а почему ты о себе никогда не рассказываешь? — спросил Патрик. — Я вот даже не знаю, из какого ты города. Кажется, откуда-то из Сибири?

— Забей! Не хочу об этом.

— Почему? С родным городом или с родителями связано что-то плохое? Если так, не буду лезть в душу.

— Да нет. Просто не помню.

Патрик посмотрел недоверчиво и перевел деликатно на другое…

Вода, в которой я нежилась, погрязнув в воспоминаниях, начала остывать. Я с сожалением открыла глаза: пора вылезать. То есть, можно конечно добавить горяченькой, но и совесть вроде как надо иметь: Вижи изнывает в очереди. Я начала выползать из пены и замерла, залюбовавшись бликами от лампы, отраженные моим медальоном. Интересно, что в нем от Питера? Скорее уж эта штучка напоминает средневековый фетиш тайного ордена… или нечто еще более древнее.