Это как день посреди ночи - [49]

– Мазь пахнет хорошо. Только бы от нее прошла ломота. Когда я вернулась, в доме царил настоящий хаос, и мне пришлось трудиться дни напролет, чтобы вернуть ему былой вид.

– Если вам нужно перетащить какие-то вещи или что-нибудь починить, я к вашим услугам.

– Вы прелесть, месье Жонас.

Она указала мне на стул, стоявший рядом со столиком на веранде, дождалась, пока я сел, и устроилась напротив.

– Полагаю, в такую жару вас измучила жажда, – сказала она и взяла графин с лимонадом, наполнила большой стакан и тихонько подвинула мне. От этого жеста на лице женщины отразилась гримаса боли, и она закусила губу.

– Вам больно, мадам?

– Должно быть, подняла что-то слишком тяжелое.

Она сняла очки. Я почувствовал, что внутри меня полыхнул огонь.

– Сколько вам лет, месье Жонас? – спросила женщина, пронзая насквозь мою душу своим царственным взором.

– Семнадцать, мадам.

– Наверное, у вас уже есть невеста.

– Нет, мадам.

– Как это? Что означает это ваше «Нет, мадам»? Такая симпатичная мордашка, такие ясные глаза. Если вы мне сейчас скажете, что за вами не бегает целый гарем, ни за что не поверю.

Запах ее духов пьянил меня.

Она вновь закусила губу и поднесла руку к шее.

– Вы очень страдаете, мадам?

– Да, это довольно болезненно. – Она взяла мою руку. – У вас пальцы настоящего принца.

Мне было стыдно, я боялся, что охватившее меня замешательство не ускользнет от ее внимания.

– Кем вы собираетесь стать, месье Жонас?

– Аптекарем, мадам.

Она несколько мгновений задумалась над моим выбором, затем согласилась:

– Благородная профессия.

У нее в третий раз свело судорогой шею, и от боли она чуть ли не согнулась пополам.

– Эту мазь я должна попробовать сию же минуту.

Она встала с необычайным достоинством.

– Если хотите, мадам, я могу… я могу помассировать вам плечи…

– Очень на это надеюсь, месье Жонас.

Не знаю почему, но что-то вдруг нарушило торжественность обстановки. Однако длилось это лишь какую-то долю секунды, и, когда мадам Казнав вновь обратила на меня свой взор, все уже вернулось на круги своя.

Мы стояли по разные стороны стола. Сердце мое колотилось в груди с неистовой силой, и я спрашивал себя, не слышит ли она его биения. Женщина сняла шляпу, и ее волосы рассыпались по плечам, буквально меня парализовав.

Она толкнула дверь дома и пригласила меня внутрь. В передней царил легкий полумрак. Мне казалось, что я все это уже однажды видел, что уже проходил по этому коридору. Может, что-то подобное приснилось мне? Или я все это придумал? Мадам Казнав шла впереди, и на какое-то мгновение я спутал ее со своей судьбой.

Мы поднялись по лестнице. Я спотыкался о ступеньки, хватался за перила и лишь смутно видел, как впереди колыхалось ее тело, величественное, чарующее, почти нереальное в своей грации, выходящей за все мыслимые пределы. На площадке она мелькнула в ярком свете, струившемся из слухового окна; ее платье будто растаяло, и я в малейших подробностях увидел безупречные очертания ее фигуры. Резко обернувшись, она застигла меня врасплох, увидела, что я пребываю в шоковом состоянии, и тут же поняла, что дальше я не пойду, что у меня кружится голова, что колени мои вот-вот подогнутся, что я трепещу, будто щегол в силке. Улыбка женщины добила меня окончательно. Она гибким, воздушным шагом подошла ко мне и что-то сказала, но я не услышал. В висках бешено стучала кровь, не давая возможности собраться. «Что с вами, месье Жонас?..» Она взяла меня за подбородок и подняла голову… «С вами все в порядке?..» Эхо ее голоса тонуло в неистовом гуле клокотавшей в жилах крови… «Это я довела вас до такого состояния?..» Вполне возможно, что это говорила не она, а я сам, пусть даже не узнавая собственного голоса. Ее пальцы скользнули по моему лицу. Я почувствовал спиной стену, отрезавшую, будто крепостной вал, все пути к отступлению. «Месье Жонас?..» Взгляд ее глаз окутывал меня и вбирал в себя с ловкостью фокусника. В этом взгляде я буквально растворялся. У меня перехватило дух, но ее дыхание порхало легкой птичкой, поглощая меня без остатка. Наши лица уже слились в одно целое. Когда она коснулась меня губами, мне показалось, что я разваливаюсь на мелкие кусочки. Ощущение было такое, будто она стирала меня ластиком, а потом рисовала вновь одними кончиками пальцев. Это еще был не поцелуй, так, легкое, мимолетное, осторожное прикосновение – может, она прощупывала почву? Женщина отступила, будто волна, обнажив мою наготу и волнение. Но ее уста тут же вернулись, более уверенные, более победоносные; даже горный ручей и тот не смог бы меня так напоить. Мои губы потянулись к ней, тоже стали водой, и мадам Казнав выпила меня до самого дна долгими, бесконечными глотками. Голова моя витала в облаках, в то время как ногами я стоял на ковре-самолете. Напуганный наплывом такого счастья, я попытался высвободиться из ее объятий, но она с силой держала меня за шею. Тогда я уступил и отказался от всякого сопротивления. В восторге от того, что она заманила меня в эту ловушку, возбужденный и на все согласный, восхищенный собственной капитуляцией, я соединился с ней через ее воинственный язык, слившийся с моим. Бесконечно ласково она сняла с меня рубашку и куда-то ее бросила. Теперь я дышал только ее дыханием и жил исключительно биением ее пульса. Мне смутно казалось, что с меня снимают одежду, вводят в комнату и толкают на кровать, глубокую, как река. Тысячи пальцев рассыпались по моему телу огненным фейерверком, я превратился в праздник, в радость, в абсолютное опьянение экстаза. У меня было такое чувство, будто я умираю – и тут же возрождаюсь.