Это и мой день рождения! - [16]

Что касается меня, я использовал пентаграмму, потому что это было то, во что я верю. Пятиконечная звезда для меня символизировала пять элементов — земля, вода, огонь, воздух и духовное начало, заключенные в твердый круг воли смертного. Я верил в то, что магия — это сила, предназначенная для того, чтобы созидать, защищать и служить. Я верил в то, что магия — это дар, который должен быть использован ответственно и мудро. И особенно это касалось использования её против таких существ, как Друлинда, — образно говоря, воплощенное зло, — чтобы защитить тех, кто не способен этого сделать сам. Я так думал, и я прожил всю свою жизнь в согласии с этим.

Я верил в это.

Бледный голубой свет полился из пентаграммы. Друлинда остановилась, тихо зашипев от бешенства.

— Ты! — просипела она, всматриваясь в мое лицо. — Я слышала о тебе. Чародей Дрезден.

Я медленно кивнул. Позади нее разгорался пожар от моего предыдущего заклинания. Сил больше не было, и я не сомневался, что Друлинда дала приказ своим лакеям-охранникам отключить сигнализацию. Поэтому огню не потребуется много времени, чтобы охватить все здание, раз уж он запустил в него свои зубы. Нам нужно было убираться отсюда.

— Выбирайся отсюда, — сказал я Эннуи сквозь зубы.

Она всхлипнула и поползла к выходу, пока я с помощью талисмана удерживал Друлинду на расстоянии. Около секунды вампирша изучающе смотрела на меня. В её мертвых молочно-белых глазах сверкал отраженный свет огня. Потом она улыбнулась и двинулась.

Она все-таки была чертовски быстрой. Я попытался повернуться, чтобы держать её в поле зрения. Но пока я это делал, Друлинда схватила Эннуи за волосы и вытащила прочь из спасительного круга света, который создавал амулет.

Она с легкостью приподняла дергающуюся девушку, так чтобы я смог видеть её лицо, покрытое полосками от слез и растекшейся туши.

— Чародей, — прокаркала Друлинда. Эннуи порезалась, когда разбилось окно, а может, упала на какие-то осколки, и кровь понемногу стекала по её зачесанным волосам вниз к уху и дальше бежала тонкой струйкой по её шее. Вампирша наклонилась, вытянула похожий на кусок вяленой говядины длинный язык и слизнула кровь с девичьей шеи.

— Чародей, — повторила она, — ты сможешь спрятаться за своим светом. Но ты не сможешь спасти её.

Я пошевелил зубами, словно что-то пережевывая, и ничего не ответил.

— Но твоя смерть принесет мне пользу, придаст мне веса по сравнению с остальными из моего рода. Прославленный и внушающий страх Чародей Дрезден! — Она обнажила в усмешке пожелтевшие зубы. — Поэтому я предлагаю тебе сделку. Брось амулет. Я дам ей уйти. Даю тебе моё слово. — Она еще немного наклонилась и чуть прикусила девушке шею. — Иначе… ну что ж. Все мои слуги погибли. Мне нужно сделать новых.

Её слова заставили меня вздрогнуть. Умереть — это одно. А умереть и превратиться в одно из этих…

Я погасил амулет и, поколебавшись около секунды, бросил его на землю.

Друлинда низко, кровожадно зарычала и отшвырнула Эннуи, как пустой фантик от конфеты. Потом она подошла ко мне, скрипуче хихикая и, боже мой, толкнула меня вниз.

— Я могу чуять твой страх, чародей, — проскрежетала она. — Я думаю, что получу наслаждение от того, что сделаю с тобой.

Она медленно наклонилась надо мною, обнажая зубы, её лицо было всего в считанных дюймах от моих глаз.

Это был как раз тот момент, которого я дожидался.

Я поднял голову вверх и выплюнул полный рот молотого чеснока прямо в её покрытые катарактой глаза.

Друлинда взвыла, пытаясь в отчаянном броске отскочить и с воем расцарапывая вспыхнувшими пальцами поврежденные глаза. Ослепшая от боли, она билась в дикой агонии, круша всё, до чего могла дотянуться, разрывая в клочья металлические ограды, выбивая дыры в бетонных стенах.

— Несколько слов для протокола, — прорычал я, мой язык и гортань горели от остатков чеснока. Я успел набить им рот, пока она подкрадывалась ко мне. — Во-первых, я никогда не поступаю шаблонно, встретив такое никчемное создание, как ты.

Друлинда еще громче завыла и бросилась ко мне, но налетела на какие-то обломки и растянулась на полу, бешено колотя всеми четырьмя конечностями, как какое-то неуклюжее и отвратительное насекомое.

Я проверил, как дела у остальных. Эннуи уже выбралась наружу, Томас начал шевелиться — падающий снег привел его в чувство. Я повернулся к ослепленной, сходящей с ума от боли нежити. Мы остались наедине в этом крыле галереи.

— Во-вторых, — сказал я. — Никогда не трогай моего брата в его чертов День Рожденья.

Я напряг свою волю, поднял руку и прокричал:

— Fuego!

Пламя заревело, жадно охватывая вампиршу.

Какая к черту разница. Здание всё равно сгорит.

— Тупые злодеи-любители, — невнятно пробормотал я, сердито смотря на свою покрытую кровавыми брызгами машину.

Томас с гримасой боли на лице поднялся на ноги, придерживая голову одной рукой.

— Ты в порядке?

Я немного пошевелил левой рукой.

— Чувствительность возвращается. Я позже заеду к Баттерсу, чтобы он осмотрел меня. Спасибо, что одолжил Молли свою машину.

— Это меньшее, что я мог сделать. Дать ей отвезти Сару и Эннуи в госпиталь. — Он покосился на дым, поднимающийся над галереей. — Думаешь, сгорит целиком?