Это гиблое место - [15]

– Да, – подтвердил Эшвуд. – И нет. Эта магия – способ обеспечить мне победу в войне.

– Мы ни с кем не воюем.

– Но скоро будем.

Уэсли не мог видеть лица Главы. Но юноша был уверен, что почувствовал, как по этому дымному лицу скользнула улыбка. Быть может, Уэсли и любил хаос, однако не имел ни малейшего желания вести войну – и особенно не хотел, чтобы в эту войну оказался втянут его город.

– Я всегда считал, что из тебя получится отличный заместитель, – продолжил Эшвуд. – Ты ведь знаешь, Уэсли, что ты для меня как родной.

Уэсли считал это правдой, поскольку Глава забрал его с улицы и вырастил, превратив в того, кем парень стал сейчас. Эшвуд вложил в Уэсли много труда, сделав его вождем целого города.

Уэсли был обязан мужчине всем.

И ненавидел это.

В каком-то смысле юноша терпеть не мог то, что Эшвуд стал его семьей. Не той, в которой Уэсли был рожден. И даже не той, какую он выбрал. Той, что была уготована смотрящему. Той, для которой его сделали. Кроме того, Уэсли не нравилась сама мысль являться чьим-то сыном. У него уже был отец, который относился к нему настолько ужасно, что Уэсли отнюдь не жаждал обзавестись другим папочкой.

– С кем вы собираетесь воевать? – спросил Уэсли. – Я думал, вы и другие Главы пришли к пониманию.

Тени вокруг Эшвуда зашевелились.

– Мне нет дела до этих глупцов, – сказал он. – Мой эликсир должен послужить свержению дуайенны.

Уэсли был рад, что очки скрывают нарастающую неуверенность в его взгляде.

– Ваша цель – Шульце? – уточнил он.

Глава издал приглушенный звук, выражавший нечто среднее между весельем и разочарованием.

– Моя цель – новая эпоха, мой мальчик. Фенна Шульце полагает, будто может устанавливать в моей стране законы, ограничивающие нас. Однако я пришел сюда задолго до того, как эта наглая девчонка заняла свой кабинет – и буду оставаться еще долго после того, как она его покинет. Магия – черная или белая – это то, что заставляет мир вращаться. И я не позволю какому-то политику разрушить все это.

Эшвуд произнес слово «политик» так, как будто это невероятно грязное ругательство.

– И эликсир поможет вам сделать это, – произнес Уэсли. – Он действительно настолько опасен?

Юноша не мог не спросить. Он дал эту магию Тавии, и если та пострадает…

– Войны выигрываются риском, – отозвался Эшвуд. – Мой эликсир позволяет мне открыть разум людей, чтобы те могли увидеть мою правду сквозь пропаганду Шульце. Когда я приведу их на свою сторону, мы свергнем это правительство с наименее возможным числом жертв среди населения.

Жертв. Не убийств.

– Я назвал его Лой, – гордо возвестил Эшвуд.

«Свет». По крайней мере, такое значение имело это слово в уличном жаргоне. Когда-то существовало старинное выражение лойиси уф хемга – «свет счастья», – но уличные ребятишки начали вкладывать в него другое значение. Внутренний покой, ставший чем-то вроде цели, к которой нужно стремиться. Это чувство возникает в душе, когда ты в первый раз за много дней поел горячего или сумел найти укрытие от дождя и смог поспать на жестком матрасе, а не на мостовой. Это облегчение от осознания того, что ты можешь на какое-то время оставить беспокойство и просто дать себе отдохнуть.

Это причина, по которой большинство уличных детей становились фокусниками.

Они хотели получить Лой. Знание того, что все будет в порядке.

И Эшвуд назвал в честь этого свою магию.

– Это действительно новая магия, – сказал Уэсли. – Как такое возможно?

Эшвуд наклонился вперед. Свет свечей замерцал на верхушке его цилиндра.

«Ты знаешь, как», – прошептал призрак девушки.

– Это довольно легко сделать, – сказал Эшвуд, – когда рядом с тобой есть Мастера.

Это было то, что Уэсли больше всего ненавидел в Данте Эшвуде.

Самая ужасная черта, которую нельзя переступать.

Магия, какой Уэсли торговал сейчас, являлась лишь подражанием. «Волшебным порошком», собранным на осколках магии, – и в этом порошке почти не содержалось силы сверх каких-то применимых на практике фокусов. Эликсиры, меняющие разум и тело, – они извлекались из зараженных магией людей на мануфактурах, которые финансировало правительство. Потом эти микстуры разливались по флаконам и поступали в продажу. Люди, послужившие источником, получали щедрую компенсацию. А амулеты? Быть может, они и содержали самую мощную – и незаконную – магию, однако фокусники после должного обучения могли управляться с ними, использовать, создавать магические предметы. При наличии нужной технологии эти амулеты удавалось даже копировать.

Но ни единый вид магии нельзя создать заново.

Если только ты не был Мастером.

До Войны Эпох Эшвуд провел не одно десятилетие в обществе этих пленников-магов. Он исследовал их, учился их трюкам, погружался в легенды магов. В это время их сила проникла в него, превратив мужчину в темное омерзительное существо.

Эту историю рассказывали каждому фокуснику в Усхании во время вербовки.

Эшвуд не был человеком и не был Мастером.

Он являлся воплощением чего-то промежуточного. Живой тенью – и, как говорили люди, достаточно могущественной тенью, чтобы прожить столетие, а то и не одно.

Предполагалось, что война раз и навсегда покончила с ремеслом Мастеров, хотя говорили, что она избавилась и от самих Мастеров, погубив многих из них и вынудив оставшихся бежать. Однако похоже, что Эшвуд не намерен считаться с такими мелочами, как невозможность чего бы то ни было.