Это - Гана - [24]

Марат посмотрел на него, как будто увидел в первый раз. Все-таки ведь сидит с нами африканец, недавно угнетенный житель Ганы и гражданин ее.

— Простите а зачем столько денег?

Файорси ответил быстро, как будто ждал этого вопроса. Как будто не раз отвечал на него.

— Для детей. Для моих детишек. Я хочу, чтобы у них все было. Для них я работаю день и ночь. И можете мне поверить, что они ни в чем не нуждаются и нуждаться не будут. Их ждут лучшие школы и широкая дорога в жизни. Еще пять лет назад я не мог бы мечтать о такой карьере, которую делаю сейчас. Меня бы так далеко не пустили. Из-за цвета кожи. И дети мои вряд ли имели бы то будущее, что открыто перед ними сейчас. И я хочу воспользоваться временем. Я с вами буду говорить откровенно. Сейчас мы, национальные предприниматели, на хорошем счету у правительства, нас ценят. И я считаю себя лучшим для страны, чем любой белый. Кроме того, я окончил университет, я по специальности инженер, я энергичен, мне значительно легче делать дела, чем другим моим соотечественникам. Таких, как я, мало. Пока мало. Так к тому времени, когда у меня появится много сильных конкурентов, я хочу быть недосягаемым для них. А пока мне по пути с правительством, с Энгманном. Ведь ему я тоже нужен. Но их интересует электрификация и образование, а я. будучи сторонником и электрификации и образования, хочу делать на этом большие деньги. Не для себя, повторяю, для своих детей.

Файорси уже который раз говорил о своих детях. Наверно, пухленькие файорсята — милые дети. Но зачем он прикрывает ими свою длинную фигуру, как щитом? Файорси вздохнул и продолжал:

— Хорошо у вас. Вот вы рассказывали, как заботится правительство о ваших детях, о том, что вы не боитесь потерять работу и деньги. А если я сейчас остановлюсь, то меня задавят те, с кем я сегодня в самых лучших отношениях. Я ведь одинокий леопард. Энгманн — другое дело. Он выбрал путь наименьшего сопротивления. Конечно, в случае чего о нем позаботятся. Он не одинок — профсоюзы там, юные пионеры, партия… И все же он никогда не сможет достигнуть того, чего достиг и достигну я. Посмотрите в Болгатанге, какой я строю госпиталь. У меня инженеры из Европы. Встретимся там — значит, послезавтра, в восемь, — и все покажу. Вот и вы начнете строительство. К кому обратиться? Кто надежный, современный подрядчик? Файорси. У кого угодно спросите — скажут. Все вам построю. Я уверен, что, приехав домой, вы скажете своему правительству — Файорси все сделает как надо.

Пришлось объяснить Файорси, что Советский Союз, помогая странам Африки, не стремится к тому, чтобы частники наживались на советской помощи. В Гане существуют государственные организации. С правительством Ганы мы и будем договариваться.

— А ваша группа не будет выбирать подрядчиков? Ведь лучше, если за дело возьмется толковый человек.

— Мы не занимаемся подрядчиками.

— И даже не можете порекомендовать правительству?

— Нет.

— Жалко, что столько времени с вами потерял. Нет, нет, я шучу, конечно, мне было очень интересно познакомиться и поговорить по душам.

После этого разговор протянулся еще минут десять. Он поскучнел и зачах. Мы откланялись. Завтра рано вставать.

— Значит, встретимся в Болгатанге. Послезавтра, в восемь.

Вернувшись в номер, я достал карту. Завтра мы выедем на север. До Вольты дорога пойдет лесом. А там он кончится. За Вольтой начинается саванна, где живут другие народы, где другой климат и, наверно, другого цвета небо. Нам предстоит проехать около пятисот километров до Тамале — центра Северной области, в края, куда англичане забрались только в конце прошлого века, в самые отсталые места страны, и мы увидим, что делается там, на краю Республики Ганы.

Дорога почти прямая, тянется в меридиональном направлении, деля страну пополам. Энгманн говорил, что дорогу недавно реконструировали, заасфальтировали, так что можно будет быстро доехать. Если выедем с утра, к обеду будем у цели. Итак, завтра новая страна, новые открытия

СЕВЕР

МИССИОНЕРЫ И МУХА ЦЕЦЕ

Менса поет псалмы. Он поет их уже второй час подряд, стараясь перекрыть свист ветра. А так как машина жмет в среднем со скоростью больше ста километров, ему приходится напрягаться.

Мы пока мало знакомы с Менсой, а еще меньше с псалмами. Наше невежество по части церковной музыки таково, что мы все два часа ломали себе голову, что бы это такое мог петь наш новый шофер. И если бы не настойчивое повторение библейских имен, так бы и не догадались.

Воскресенье, а мы едем. Поэтому Менса устроил церковь на дому. Менса производит впечатление чего-то надежного и устойчивого. Интересно, что это за человек? Он весь наполнен энергией, но она не брызжет из него, а изливается широко и спокойно. Побелевший от стирок мундир туго обтягивает могучие плечи, и баранка руля пропадает под толстыми, крепкими пальцами. Ему лет сорок, и у него вид человека, который много повидал и много знает. С чего бы начать разговор?

— Вы из какого народа? — спрашиваю, когда Менса делает перерыв в пении.

— Я — га.

— А к какой церкви вы принадлежите?

— Я методист.

И Менса запевает новый псалом.

В Гаме множество церквей и сект. Миссионеры действуют тут давно. Как и в любой прибрежной африканской стране, куда сравнительно нетрудно добраться морем, здесь обосновались пастыри самых различных церквей. Они заманивают в свои ряды верующих всеми возможными способами. Церкви, которые у себя на родине не имеют ни храмов, ни распятий, ни красочных одеяний, рожденные буржуазными взглядами упрощения и деловитости, вынуждены до смешного отречься от простоты ради того, чтобы привлечь внимание «язычников». В Аккре, недалеко от нас, была церковь евангелистов. В один из первых дней, в воскресенье, мы услышали стук барабанов и развеселые песни, несущиеся из-под белого шпиля этой церкви. Оказалось, идет богослужение и для песнопений использована ганская народная музыка. Во время богослужения верующие танцуют. Если бы не жестокая конкуренция, если бы не желание отхватить как можно больше сторонников, вряд ли евангелисты пошли бы на такое. Но надо. А то ведь в церковь не придут. И пожалуй, только католики не изменили ни литургии, ни обрядов — наверное, потому, что католичество само по себе пышно. Почти каждый ганец Золотого Берега и Ашанти «приписан» к какой-нибудь из христианских церквей. Религия акан, существовавшая до прихода европейцев, не выдержала конкуренции и усилиями миссионеров при поддержке колонизаторов оттеснена на второй план. Но, как христианство ни подделывается под вкусы и обычаи африканцев, полностью изжить религию, основанную на традициях и обычаях многих поколений, оно не смогло, хотя играет в Гане весьма большую роль. Каждая волна миссионеров точно соответствовала волне колонизации, и практически всегда интересы церкви совпадали с интересами европейцев, а не африканцев.