Это было жаркое, жаркое лето - [27]

Татьяна тоже осталась вполне довольной таким поворотом событий. Если откинуть в сторону, как несущественное, некоторую присущую Анатолию туповатость, он являлся почти идеалом ее мужчины — сильный, жесткий, симпатичный и, наверняка, жадно-нетерпеливый в постели — что она вскоре проверит. Что это произойдет очень быстро, Татьяна ничуть не сомневалась — судя по тому, как загорелся этот самец, он перероет весь город, расшибется в лепешку, но квартира может даже уже завтра будет перед ней на блюдечке. Таня обожала таких нетерпеливых. А уж исполнитель ее воли из него выйдет преотличнейший, здесь его тугодумие только ей на пользу. Татьяна давно мечтала завести преданного ей человека. Пока никакого конкретного плана действий у нее не было, но прекрасно осознавая свою склонность к авантюризму, была уверена, что вскоре что-нибудь, да закрутит. Что-то неясное уже маячило перед глазами — какой-то смутный образ золотого тельца. Она подмигнула включившему зажигание и повернувшемуся к ней Анатолию и достала из пачки очередную ментоловую сигарету. Оба пассажира тронувшегося с места белого «Мерседеса» остались весьма довольны друг другом…

В беседке, деревянные стены которой были испещрены всевозможными матерными надписями, дающими ясное представление об умственных способностях лиц, выцарапавших их гвоздем или нанесших краской, собрались пятеро молодых людей в возрасте от восемнадцати до двадцати трех лет. Они сидели на полуразломанных скамейках некогда веселого салатового цвета, расположившихся по периметру, в центре которого стоял металлический сетчатый ящик из-под бутылок, какие можно встретить почти в любом продовольственном магазине. Его покрывал лист фанеры с неровными краями, на котором лежала колода мятых, грязных карт с полустершимися картинками, стакан, наполовину наполненный прозрачной жидкостью, именуемой в народе «круткой» и несколько надкушенных неспелых яблок, выполняющих роль закуски. Под импровизированным столом разместились четыре полулитровых бутылки, три из которых были уже пусты.

Пачка «Примы», в которой оставалось три или четыре полурассыпавшихся сигареты, довершала выразительный натюрморт. Пятеро, сидевшие в клубах сизого табачного дыма, оживленно обсуждали какую-то важную для них тему:

— Итак, — явно подводя итог, произнес старший из собравшихся, Сергей Голованов по кличке «Голова», — кто еще хочет выступить?

— Ну ты даешь! Прямо как на собрании шпаришь! — восхитился восемнадцатилетний парень по кличке Мелкий, данной ему по причине невысокого роста, в дополнение к имени Станислав, которым его нарекли родители.

— А ты как думал, — важно ответил Голова, — не семечки лузгаем, а важное дело затеяли. — Он сплюнул себе под ноги, где множественные отметины плевков местами уже образовали небольшие лужицы. Подобные лужицы были под ногами почти всех участников беседы, за исключением Сергея Колесникова, получившего кличку «Умник» за то, что он, единственный из собравшихся не просто окончил школу, но даже закончил ее почти без троек. Его родителями были интеллигентные люди, имеющие высшее образование, дома у них была целая библиотека книг самой различной тематики, которые Сергей прочитал если не все, то большую их часть. Из всей компании он единственный имел опрятный вид, старался по возможности обходиться без крепких выражений и вообще производил впечатление человека, оказавшегося в подобном обществе случайно, хотя на самом деле попал в эту компанию вполне осознанно. Живя во дворе, культурным центром которого являлась эта самая беседка, Сергей пережил множество неприятных моментов, связанных со стычками с вездесущими хулиганами, и в один прекрасный день предпочел просто влиться в их дружные ряды в противовес перспективе находиться с ними в состоянии постоянной конфронтации. А через какое-то время он с удивлением обнаружил, что с этими примитивными ребятами, мнящими себя «крутыми», довольно интересно общаться и хотя их интеллект оставляет желать много лучшего, они могут предложить ему то, чего он никогда не изведал бы, находясь в компании примерных мальчиков, к которым недавно принадлежал и сам.

К примеру, проводя с ними свой досуг, он впервые изведал женщину. И пусть это произошло в состоянии сильного алкогольного опьянения, так как пьянки являлись непременным атрибутом их времяпрепровождения; пусть эта женщина по возрасту годилась ему в матери и внешним обликом лишь чуть-чуть не дотягивала до спившихся привокзальных бомжих, все это не смогло затмить радости от постижения того, к чему он так давно стремился в своих юношеских грезах. Даже несмотря на то, что в тот раз он был как раз пятым, что не могло у нормального человека не вызвать чувства брезгливости и отвращения, все равно радость, переполнявшая его после случившегося, перевесила все остальное. Постепенно он принял тот образ жизни, который предлагали ему новые друзья и уже давно не переживал неприятных минут на манер тех, запомнившихся ему на всю жизнь, когда в первый раз взятый на «дело» и поставленный на «шухер», он чувствовал, как колотится сердце, стремясь вырваться из заточения грудной клетки, как онемели от страха ноги и пересохло во рту, что в целом наверняка помешало бы ему при необходимости выполнить возложенные на него функции. А ведь в тот раз они «всего-то» раздели какого-то пьяного прохожего. Далее последовали другие мелочи, наподобие ограбления коммерческого ларька, избиение такой же как и они, компании, только с другой улицы, окончившееся порезом одного из участников драки; изнасилования и многое другое, после чего кража из библиотеки понравившейся ему книги, совершенная в пятом классе, могла вызвать теперь только улыбку, хотя в то время казалась ему вершиной криминального грехопадения, хуже которого могло быть разве что ограбление банка, про которые он читал в любимых детективах.