Это было в Краснодоне - [9]

— Почепцова? — переспросил Захаров. — Как же, знаю. Так ты что, родственник ему?

— Ну да, ну да, родственник, — обрадованно закивал головой Громов. — Он меня и надоумил к вам пойти. Иди, говорит, там люди свои…

Захаров внимательно слушал Громова. Только вчера его вызывал к себе Зонс и распекал за то, что полиция не поймала ни одного коммуниста. Зонс грозился немедленно выгнать его и взять другого, более поворотливого сыщика. Но теперь… Теперь Захаров покажет, на что он способен! Этот сгорбившийся человек с маленькой птичьей головкой и впалой грудью, терпеливо ожидающий его ответа, поможет ему. Своим нюхом Захаров сразу почуял: перед ним человек, готовый ради денег продать всех и все. И он без обиняков сказал:

— Слушай, Громов, или Нуждин, как там тебя… Тебе вернут твой костюм. И валенки тоже. И еще хорошо приплатят. Полиции нужны преданные люди. Ты, говоришь, давно живешь в Краснодоне? Видел тех, кто перед отступлением взорвал двенадцатую шахту? Знаешь их?

Громов оживился, порозовел, маленькие глазки его загорелись лихорадочным блеском.

— А как же! Я в Краснодоне без малого двадцать лет живу. Всех тут знаю.

— Вот и хорошо. Садись и пиши фамилии всех, кого видел возле копра.

Кряхтя и часто сморкаясь, Громов долго выводил на листке бумаги какие‑то каракули. Захаров терпеливо ждал, пока он кончит, потом взял список, пробежал его глазами.

— Так… А почему не подписался?

Громов замялся, хотел что‑то сказать, но промолчал, лишь тяжело вздохнул.

— Боишься? — догадался Захаров. — Тогда вот что… Выбери себе кличку. Этой кличкой будешь подписывать все секретные донесения и сдавать их лично мне. Тогда никто ничего не узнает. А бумажки эти нужны, чтоб по ним расчет с тобой вести, понял? За каждую бумажку — особая плата.

Громов весь взмок, напряженно соображая что‑то, потом взял карандаш и старательно вывел под списком: «Ванюша».

— Только никому ни слова, — умоляюще посмотрел он на Захарова. — Чтоб ни одна душа…

— Ладно, Ванюша, — усмехнулся Захаров, пряча в карман бумажку. — Но ты должен сообщать в полицию о всех коммунистах, которых встретишь в городе. Старайся втереться к ним в доверие, узнай, где они прячутся, что делают, и передавай нам адреса. Будешь нашим тайным агентом, понял? Коммунисты тебя не боятся, ты человек тихий, неприметный… О деньгах не беспокойся — богачом скоро станешь! Понял?

Громов утвердительно кивнул.

***

Тонкие, бескровные губы Подтынного сомкнулись, отчего редкая рыжая щетина на подбородке встала торчком. На мгновение он закрыл глаза, как бы припоминая что‑то, но тут же снова открыл их. В расширившихся зрачках мелькнул страх, будто вспомнилось что‑то ужасное, дикое…

— Какую же помощь оказал гитлеровцам агент по кличке «Ванюша»? — спросил следователь.

Подтынный низко нагнул голову, глубоко, с присвистом вздохнул.

— Он выдал жандармерии многих известных ему коммунистов и советских активистов, укрывавшихся в городе: Бесчастного, Валько, Михайлюка, Петрова… Их арестовали… А потом… потом ночью загнали в бомбоубежище в городском парке и расстреляли. Когда мы засыпали яму опавшими листьями, некоторые были еще живы… Они пели «Интернационал»…

ОНИ ПЕЛИ «ИНТЕРНАЦИОНАЛ»

Шел по улице чернобровый, черноглазый, веселый человек. Нес на плече лист кровельного железа, свернутый в трубку, на ходу поигрывал небольшим металлическим молоточком и насвистывал какую‑то бодрую песенку. По всему видно — хорошее у человека настроение.

Вот он подошел к аккуратному домику с голубыми ставнями, обнесенному невысоким забором, остановился под раскидистым деревом, свесившим свои ветви почти до самой земли. Широко, всей грудью вдохнул напоенный осенними запахами воздух, сорвал с дерева листок и долго в задумчивости рассматривал его. Потом неторопливо положил свою ношу на землю, достал из кармана ключ, сунул его в замочную скважину и… вздрогнул, услышав позади себя вкрадчивый, елейный голосок:

— О, товарищ Валько! Вот уж не думал встретиться…

Человек обернулся, смерил взглядом внезапно появившуюся рядом с ним долговязую фигуру, ответил сдержанно:

— Здравствуй, Громов.

— Признали, товарищ Валько? А я смотрю — как же так, начальник шахты, заслуженный человек, и остался у фашистов… Или не взяли вас в эшелон?

— Да уж так пришлось. Остался…

— Ай–яй–яй, нехорошо как! Немцы‑то приказ вывесили, по всему городу коммунистов разыскивают. Как же вы?..

Валько пожал плечами, промолчал.

— Да–а, дела… Ну, я побежал. Бывайте здоровеньки, помогай вам бог, как говорится… — и долговязый торопливо зашагал прочь.

Так встретились начальник шахты № 22 Андрей Валько и забойщик Василий Громов, когда‑то работавший на этой же шахте. Короткой была встреча, всего двумя–тремя словами успели обменяться. Думал ли Валько, что она приведет к столь трагическим последствиям?

Через несколько минут следователь полиции Захаров получил безграмотную, нацарапанную вкривь и вкось записку: «Видил начальника шахты 22 коммуниста Валько. Адрис знаю. Ванюша».

В ту же ночь возле дома с голубыми ставнями остановилась подвода. Двое жандармов в сопровождении целой своры полицейских ворвались в дом, стащили с постели спящего Валько и, не дав ему опомниться, скрутили руки и ноги, кинули на подводу…