Это было в Коканде - [21]

19

- Он мне сказал: "Народ не верит этому правительству". И еще сказал: "Оно не удержится, оно чужое, нет узбека, все татары и евреи".

- Вот как! - Аввакумов усмехнулся. - Что еще?

- Все.

- Кто сказал про правительство?

- Самоварчи.

- Ну, а ты как думаешь? Не удержится?

- Нет.

- Почему?

- Богатый - бедный... Бедный - рабочий... О... - Юсуп печально вздохнул.

- Нет, ты посмотри! Вот бой-парень! Вот это агитатор! - сказал весело Аввакумов, обернувшись к Лихолетову.

Он сидел вместе с ним на деревянной лавочке около казармы.

Крепость только что образовала отряд в пятьдесят человек. Пришли железнодорожники со своим оружием. Настроение поднялось, и ревком решил направить людей в Старый город для разъяснения событий. Муратов, говоривший по-узбекски, отправлялся на хлопкозавод. Сашка Лихолетов просился на шелкомотальную фабрику.

- Там ведь женщины, - говорил он. - А женщин я всегда сумею убедить!

От этого, к великому огорчению Сашки, пока отказались.

- Я могу много говорить. Я по-русски говорю мало, а по-узбекски очень много. Очень много! Отправь меня в Старый город! - сказал Юсуп Аввакумову.

- Кашу ел? - спросил его Аввакумов.

- Ел, - ответил Юсуп, хотя и не понял, зачем его спрашивает об этом начальник. На всякий случай, в знак благодарности, он похлопал себя по животу.

- А если тебя старый хозяин увидит, тогда что? - Аввакумов лукаво подмигнул красногвардейцам.

Мальчик побледнел и прошептал:

- Он не увидит.

- А Мулла тебя поймает? - прибавил ехидно Сашка. - Он тебе уши-то намнет. Агитатор!

- Нет, - ответил Юсуп, и на щеках, точно ржавчина, выступили два пятна. - Не поймает! Не боюсь!

- Бояться нечего, а осторожность тоже никогда не мешает, - сказал Денис Макарович, ласково обнимая юношу. - Осторожненького бог донесет, а смеленький сам наскочит. Тебе сколько годов? - спросил он Юсупа.

- Пятнадцать.

- Врет он! - захохотал Парамонов. - Меньше ему!

- Нет... пятнадцать! - с негодованием крикнул Юсуп и опять покраснел. - Я никогда не вру. - Юсуп презрительно взглянул на вестового.

- А ты еще здесь? - удивленно сказал Денис Макарович, увидав Парамонова. - Еще не под замком сидишь?

Парамонов надулся и отошел в сторону, пробормотав:

- Сажать меня не за что!

Через полчаса его все-таки посадили. Аввакумов был неумолим. История с Мулла-Бабой очень не понравилась ему. Он подозревал солдата в том, что тот за взятку отпустил Мулла-Бабу.

Подозрения оправдались. После обыска у Парамонова нашли золотой перстень. Сашка Лихолетов подтвердил, что этот перстень он видел на пальце у Мулла-Бабы. И хотя Аввакумов теперь был рад, что благодаря случайности противники большевиков не получили в руки такой выгодный козырь, как расстрел Мулла-Бабы, но все же это, по его мнению, не должно было избавить солдата от наказания.

- Солдат не подчинился. Факт! Совершил предательство. Факт! Гнать его из рядов! - сказал Денис Макарович, отдавая приказ об аресте Парамонова.

20

Вышел взвод во главе с караульным начальником для смены часовых. Опасность подтянула людей. Они с преувеличенной внимательностью относились к каждому своему движению и не возражая подчинялись команде. Пулеметы ремонтировались. А когда Артыкматов привел из городской больницы сестру Вареньку Орлову, все сразу поняли, что наступают серьезные минуты. Варенька держала в руках маленький чемодан. За ней стоял Артыкматов с медицинским ящиком на плече.

- Вы сами... по охоте? - спросил ее Аввакумов.

- По охоте, - ответила Варенька, пугаясь его черных, жестких, провалившихся глаз. - Меня он привел! - Она показала на узбека. - Сказал, что ночью будет резня и, может быть, понадобится медицинская помощь.

Очевидно, на лице Аввакумова промелькнула гримаса недоверия, потому что Варенька обиделась и сухо заметила:

- Вы не знаете, а я-то знаю! Я живу в Старом городе. Да и Артыкматов знает! Вы не смотрите на него, что он такой грязный, он очень умный! Это наш рабочий.

- Рабочий? - удивился Аввакумов.

- Да. Рабочий при больнице. У него семья большая, человек восемь.

- Так! - Аввакумов вздохнул. - Ладно, оставайтесь! Вы из России?

- Нет, я здешняя. Родители были из России. Мой отец служил на дороге конторщиком, на Товарной-Коканд. В прошлом году умер.

- Так, так! - Аввакумов покачал головой.

Варенька обернулась к Артыкматову и попросила его отнести ящик в амбулаторию.

Аввакумов, разглядывая эту тонкую и скромную девушку в голубой узкой жакетке, в летней юбке, в маленьких ярко начищенных полуботинках, в черных сквозных чулках, в белой подкрахмаленной косынке, подумал: "Чересчур нежна!" Ее руки, пальцы, ноги, мягкие завитки волос, выбившиеся из-под косынки, ее большие прозрачные глаза, кожа на ее лице - все поражало Аввакумова чистотой. Все в ней было как будто с особенной тщательностью промыто, и одежда казалась так вычищенной, что ни одной пылинки не задержалось даже на платье. Отвернувшись от нее, трудно было сказать, какие у нее глаза, кожа, волосы.

Это не понравилось Аввакумову, он про себя обозвал ее чистюлькой. Но некогда было разбираться - кто она, зачем пришла, что у нее в мыслях. Ладно! "Предлагает голову и руки - берем, - решил Аввакумов. - А там видно будет".