Это было давно - [12]
Надо освободить весь народ от вековых цепей, которые держат его в невежестве, полудикости... Надо добиться воли для народа, но без его собственной помощи, что мы, маленькая кучка интеллигенции, можем сделать? Но как же добиться, чтоб народ понял свой интерес в борьбе за волю? Как пробудить его дух? И надо сказать, в то время, мы смотрели на себя, как на кучку людей, цель которых только в том, чтобы будить других, привлекать новых отдельных людей в надежде, что чем нас будет больше, тем легче нам будет проникать и на заводы и в деревню для того, чтоб звать к пробуждению и массу народную.
Среди нас были двое из первой группы социал-демократов, Теселкин и Харитонов. Они уже смутно чувствовали, что и в России огромная роль в будущем принадлежит пролетариату и свою работу в Петербурге вели, главным образом, среди фабричных рабочих, но мы, примыкавшие к "Народной Воле", всегда говорили им - вы ошибаетесь, Россия крестьянская страна, надо идти в деревню, ее просвещать; без крестьянства мы не добьемся ничего, нужно его разбудить. Начинались бесконечные ночные разговоры, споры, которые тянулись шопотом, на нарах, до самого утра...
Свисток. Надо подниматься, двигаться дальше.
- Сколько еще верст до Иркутска? Эх, надоело. Скорее бы до нашего гиблого места!..
И мы опять двигались вперед в неизвестную даль. Впечатления становились тяжелее. Чем то зловещим пахнула на нас встреча на одном из этапов, недалеко от Иркутска, с возвращавшимся после трехлетней ссылки в Россию из Якутской области О. Рубинком.
- Гоц, Минор! Вас зовет на свидание какой то человек! - кричит конвойный. Мы бежим навстречу. Вот он! Рубинок!
Но куда девалась его милая улыбка? Он смотрят на нас исподлобья, жутко.
- Я решил вас увидать, чтобы предупредить о том, что вы должны там, в Якутске делать. Вы должны протестовать против насилий! Нас там избивают, мучат в невыносимых условиях... Впрочем, вы сами скоро все увидите... Вы помните у Шекспира сцену бури? Лес шумит, буря, гроза, гром... У него волосы на голове дыбом встали...
Мы были ошеломлены резким переходом его разговора. Мы молча слушали, как он цитирует наизусть Шекспира восторженным тихим голосом. Глаза зловеще заблестели. Я пытался остановить его, но куда тут! Он продолжал говорить все быстрее, страшнее и вдруг, оборвав, повернулся и крикнул:
- Я буду самозванцем! Подыму народ! Так помните! Вы должны протестовать!
И убежал, не попрощавшись...
Мы, ошеломленные, стояли несколько минут. Мы поняли, что там, в Якутске, с ним произошло что-то жестокое; мы поняли, что бедный Рубинок свихнулся...
С тяжелым чувством мы шли к Иркутску. Да и трудно стало. Пошли морозы, снега.
Но вот, наконец, и Иркутск.
Человек во всякое дело втягивается, привыкает и приспособляться к нему. Так и мы втянулись в путешествие по этапам, привыкли ко всем неудобствам, и, если нередко происходили недоразумения с конвоем или этапным начальником, то и к ним мы привыкли совершенно так же, как в этапной грязи, клопам и вшам, которые ели нас поедом. Долгий тяжелый путь затупил все наши чувства, и только описанная мною встреча с О. Рубинком оставила сильную душевную тревогу.
Итак, мы дошли до Иркутска. По дороге нас уже хватали заморозки. Начиналась распутица. А предстояло недолго отдыхать в Иркутской пересыльной тюрьме и двинуться дальше в Якутск, до которого опять придется тащиться около 3.000 верст!
Настроение товарищей, которых мы застали в Иркутске, приподнятое. До них уже тоже дошли слухи об избиениях ссыльных в Якутске, о том, что ссыльных не оставляют жить в городе, а поселяют в отдаленных улусах (волостях), среди сплошного якутского населения, в условиях, лишенных малейших культурных удобств. Бесконечные беседы на эту тему взвинчивали и наше настроение, и, таким образом, среди нас создавалось убеждение, что нам предстоит как-нибудь протестовать против насилий и глумления.
В половине сентября нам объявили, что на днях нас приказано отправить так, чтобы мы на последней барже ("паузке") доплыли в Якутск. Для приготовлений в дальний путь нашим старостам разрешили ходить с конвоем в город для закупок пищи и одежды. Мы этим воспользовались, чтобы повидаться с местными ссыльными, которых тогда в Иркутске было довольно много. П. Ф. Николаев по делу Каракозова, Г. М. Фриденсон по делу 22-х народовольцев, инженер А. Лури по делу польской партии "Пролетариат" и несколько других своими рассказами подтверждали наши опасения и предупреждали, что путь будет очень труден.
Наступил вечер 17 сентября 1888 года. К воротам тюрьмы поданы тарантасы, с прекрасными сибирскими лошадьми. Дождь пополам со снегом. Резкий ветер. Настроение осеннее. Нас, после прощания с оставшимися товарищами, идущими по Иркутской губернии, и с каторжанками, которые вскоре должны быть отправлены в Нерчинск - заводский округ Забайкальской области, - осталось 22 человека. Уселись мы в тарантасы по двое при двух конвойных, впереди всех тарантасов офицер Карамзин с фельдфебелем, сзади наши охранители - два жандарма. Целый обоз!
Загикали ямщики, и мы понеслись по направлению к первой станции, если не ошибаюсь, Оек.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джон Нейхардт (1881–1973) — американский поэт и писатель, автор множества книг о коренных жителях Америки — индейцах.В 1930 году Нейхардт встретился с шаманом по имени Черный Лось. Черный Лось, будучи уже почти слепым, все же согласился подробно рассказать об удивительных визионерских эпизодах, которые преобразили его жизнь.Нейхардт был белым человеком, но ему повезло: индейцы сиу-оглала приняли его в свое племя и согласились, чтобы он стал своего рода посредником, передающим видения Черного Лося другим народам.
Аннотация от автораЭто только кажется, что на работе мы одни, а дома совершенно другие. То, чем мы занимаемся целыми днями — меняет нас кардинально, и самое страшное — незаметно.Работа в «желтой» прессе — не исключение. Сначала ты привыкаешь к цинизму и пошлости, потом они начинают выгрызать душу и мозг. И сколько бы ты не оправдывал себя тем что это бизнес, и ты просто зарабатываешь деньги, — все вранье и обман. Только чтобы понять это — тоже нужны и время, и мужество.Моя книжка — об этом. Пять лет руководить самой скандальной в стране газетой было интересно, но и страшно: на моих глазах некоторые коллеги превращались в неопознанных зверушек, и даже монстров, но большинство не выдерживали — уходили.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».