Это был просто сон... - [7]

— Вам надо было дождаться меня, — сказала Клаемь. — Вы что, собирались вообще уйти из госпиталя?

Ди-Тонкэ отошла к окну и демонстративно начала разглядывать заоконный пейзаж. Даже спина ее источала неприязнь и раздражение.

— Ну… меня же выписали…

— И вы собирались вот так запросто уйти непонятно куда? — голос Клаемь остался равнодушным, но на лице отразилось сильнейшее удивление.

— Я не знала, что мне дальше делать, — смутилась Ирина. — У меня здесь никого нет.

— Неправда. У вас есть я. Впредь не принимайте таких безрассудных решений, не посоветовавшись со мной.

— Хорошо, — растерянно согласилась Ирина, ничего не понимая.

— Я вижу, что была неправа, — вдруг заявила Ди-Тонкэ, не оборачиваясь. — Эта девица и впрямь никакого отношения не имеет к разгрому Детского Центра. Прошу прощения.

Она развернулась и покинула палату. Ирина вопросительно посмотрела на Клаемь.

— Раласву Ди-Тонкэ сэлиданум — скандальный человек, — пояснила Клаемь. — Но ее тоже можно понять.

Ирина враждебно промолчала.

— Сейчас сюда принесут ментосканер, — сказала Клаемь. — Стандартная процедура в такого рода делах; советую не отказываться. А потом поступим следующим образом: два-три дня вас здесь еще продержат. Затем, как только Бэлен лиданум даст добро, я заберу вас из госпиталя. Обязательно дождитесь меня! Я за вас отвечаю, понимаете?

— Да, — вздохнула Ирина. — Чего уж тут не понять…

Процедура ментального сканирования оставила по себе мало приятного: тошноту и головную боль. Наконец, Ирину оставили в покое. Она долго глядела в потолок, трудно дыша, и думала: 'Ужас! Никогда больше… никогда не соглашусь на такое… дерьмо…'

Потом пришла тягостная дремота, такая, которой лучше бы не было вовсе. Но Ирина вконец лишилась сил и потому не могла ни приснуться, ни толком заснуть.

Очнулась она в темноте. Но стоило сесть, как по углам палаты медленно, давая привыкнуть глазам, разгорелся неяркий голубоватый свет. Ирина кое-как слезла с кровати и подошла к двери. Та предупредительно раскрылась. Надо же, не заперли!

Недлинный коридорчик привел в небольшую уютную комнатку. Противоположную стену, выгнутую дугой, занимал гигантский голографический экран, по которому беззвучно шли кадры рекламного клипа. Мебели не было вообще, только пестрые подушки разного размера. На одной из них сидела Бэлен лиданум в позе лотоса, перед ней сиял крохотный, размером в ладонь, голографический экранчик, с которым Бэлен лиданум и работала. Женщина ловко подпихнула Ирине ближайшую подушку.

— Сейчас будут передавать сольный концерт моего брата Фарго, "Времена года" называется. Посмотрите с нами, не пожалеете. Как, кстати, ваше самочувствие?

— Нормально, — ответила Ирина, устраиваясь на подушке.

Она поджала ноги на манер Бэлен лиданум, но долго так усидеть оказалось невозможно. Пришлось переменить позу, хотя все равно, сидеть на полу — удовольствие ниже среднего. Кроме Ирины и врача здесь было еще несколько Оль-Лейран, как в медицинской форме, так и в серых больничных пижамах вроде той, что носила Ирина, пара чернокожих подростков невнятного пола, тоже в пижамах, и хрупкое большеглазое нечто, с головы до пят укутанное в изысканный серебристо-розовый атласный плащ. Методом исключения Ирина пришла к выводу, что нечто принадлежит к четвертой расе Анэйвалы, сийтапельв. И тоже никаких жвал, фасеток и щупалец, вполне человеческий тип лица, длинные волосы того же цвета, что и плащ, маленькие тонкие руки, очень даже человеческая улыбка…

Медленно погас свет. И в наступившей темноте зазвучала тихая, на пределе слышимости, нежная мелодия. Слабый ветерок коснулся щеки, принес вкус близкого моря и запах недавно отшумевшего ливня. В музыку вплелся шорох налегающих на песчаный берег волн, тоскливый крик парящих в вышине птиц, далекий раскат прошедшей стороной грозы… Острой иголочкой восторга прокололо сердце предчувствие близкого чуда.

И оно пришло. Проявилось холодным звездным рассветом, упало сине-серебристым сиянием юного дня, взвилось к небесам торжественным гимном восходящему солнцу.

Стихла музыка, а Ирина сидела, вцепившись побелевшими пальцами в подушку, не в силах вернуться в реал из внезапно застывшей в молчании сказки.

Из-за причудливых скал неспешно вышла одинокая фигура. Свободный развевающийся плащ, сложная высокая прическа, причем волосы переливались всеми цветами радуги, темная повязка на глазах…

— Он слепой от рождения, — тихо пояснила Бэлен лиданум полным горделивого восхищения голосом. — Но талант, каких мало.

— А как же это все… — прошептала в ответ Ирина, имея в виду грандиознейшую панораму штормящего океана.

— У него прекрасная команда не менее талантливых дизайнеров. Но эмоциональный фон он всегда создает сам…

Фигурка певца вскинула обе руки. — Я дарю вам этот мир! — великолепно поставленным голосом проговорил Фарго. — От знойных дней середины лета до долгих ночей холодной зимы — он ваш. От буйного расцвета юной весны до грусти зрелой осени — этот мир теперь ваш. За мной, друзья! Я покажу вам ваши владения…

Ветер дохнул в лицо морозным холодом. Пошел снег, укрывая пляж пушистым ковром. Застыли на бегу неугомонные волны, хрустальным кружевом осыпалась с них пена. И музыка шла тихая-тихая, осторожная, полная снежного перезвона. Вкус тающих на губах льдинок, колкие иглы нешуточного мороза на щеках, свист ветра, шорох метели… Легкая, почти детская радость, вскипавшая пузырьками в каждой клеточке тела.