Этика Шопенгауэра - [19]

Так объясняет Шопенгауэр происхождение и цель государства. Согласно этому объяснению, государство "возникает в силу общего соглашения и... вовсе не направлено против эгоизма вообще и как такового: наоборот, оно возникло именно из эгоизма, сознательного, методического, покинувшего одностороннюю точку зрения для общей - эгоизма всех, этой суммы частных эгоизмов, и существует оно только для того, чтобы служить ему - основанное на той верной предпосылке, что чистой морали, т.н. праведной жизни в силу моральных побуждений, ожидать нельзя: иначе оно само было бы излишним... Государство, это - шедевр сознательного, разумного, суммированного эгоизма всех; это - не что иное, как охранительное учреждение, ставшее необходимым вследствие тех бесчисленных посягательств, которым подвергается человек и которые он в состоянии отражать не в одиночку, а только в союзе с другими людьми... На эти тысячи, которые вот перед нашими глазами перемешаны между собою в мирном общении, надо смотреть как на такое же количество тигров и волков, зубы которых сдерживаются крепким намордником". Отсюда ясно, что "всякое государственное устройство должно приближаться гораздо ближе к деспотии, чем к анархии, оно должно содержать в себе хотя бы маленькую возможность деспотизма". 49

Такова вторая линия мысли нашего философа о государстве. В изложенной связи рассуждений государственный союз рассматривается как естественный плод фактической необходимости, утонченное порождение познавшего себя человеческого эгоизма, т.е. той первой и главнейшей силы, с которой приходится бороться моральному импульсу. Конечно, говорить о нравственной ценности государства представляется с этой точки зрения весьма затруднительным: какую же нравственную ценность может иметь шедевр обдуманного и расчетливого себялюбия? И Шопенгауэр сам прекрасно это понимает. "Хотя лжефилософы нашего времени, - читаем мы у него, - и учат, что государство имеет целью споспешествование нравственной цели человека, но верно как раз обратное... Если бы государство вполне достигло своей цели, то оно, будучи в состоянии посредством объединенных в нем человеческих сил все более и более покорять себе остальную природу, в конце концов уничтожило бы всякого рода злополучия и могло бы до известной степени превратиться в нечто похожее на кисельное царство". Между тем, "не в том цель мира, чтобы быть пресно скучною сказочной страной с молочными реками, а в том, чтобы мир был трагедией, в которой воля жизни познала бы себя и обратилась... Цель человека в том, чтобы воля, которой каждый человек представляет собою совершенный образчик (или даже самую эту волю), обратилась, для чего необходимо, чтобы человек (союз познания и воления) познал эту волю, узнал ужасную ее сторону, увидел себя, как в зеркале, в своих делах и во всей их скверне. Государство, заботящееся только об общем благосостоянии, подавляет лишь проявление злой воли, но вовсе не самую волю, что было бы и невозможно. Отсюда происходит то, что человек в высшей степени редко видит, как в зеркале, весь ужас своих поступков... Государство ставит себе целью сказочную страну с кисельными берегами, что как раз противоположно истинной цели жизни - познание воли во всем ее ужасе".

Таким образом, выясняется с несомненностью, что Шопенгауэр высказывает о государстве одновременно два диаметрально противоположных суждения. С одной стороны, он признает "этически благотворное" значение государственной организации, с другой же стороны, эта организация объявляется им центральным оплотом безнравственности. С одной стороны, государство представляется как "морально допустимое учреждение", с другой стороны, его цель оказывается как раз "обратной" истинной нравственной цели мира и человека. Примирить до известной цели эти два явно и резко противоречащие друг другу утверждения возможно лишь путем того толкования, которое здесь невольно напрашивается само собою и которое я пытался дать выше: именно, в первом случае речь идет о государстве-идее, а во втором - о государстве-факте, в первом случае конструируется должное, во втором описывается существующее. Между первым и вторым - откровенно зияющая пропасть, основанная на глубоком убеждении нашего автора, что "добродетель - чужестранка в этом мире". Шопенгауэр сам местами как бы чувствует источник двойственного отношения своего к государству. Но при этом он нисколько не намерен жертвовать ни первым, ни вторым своим взглядом. Оба сохраняются им в полной силе. В самом деле: "Государственный строй, - пишет он, - в котором воплощалось бы чистое абстрактное право, - прекрасная вещь, но для иных существ, чем люди, ибо большинство их в высшей степени эгоистичны, несправедливы, беспощадны, лживы, иногда даже злы и к тому же одарены умственными способностями крайне неважного достоинства... Для того, чтобы основать совершенное государство, надо прежде всего создать такие существа, природа которых дозволяла бы им всецело жертвовать своим благом ради блага общественного". Вполне понятно поэтому, что "государство и Царство Божие и моральный закон настолько разнородны, что первое - пародия на второе, горький смех по поводу его отсутствия, костыль вместо ноги, автомат вместо человека". 50 Приведенные слова могут служить некоторым свидетельством, что в социально-философской концепции Шопенгауэра находится место для обоих изложенных воззрений на природу и назначение государства. Получается в конечном итоге, что оно дитя двух миров: плод идеала, выработанного умозрительной этикой, - с одной стороны, и греховное порождение здешней эмпирической действительности - с другой. При этом оно всегда и безнадежно двоится, ибо благодаря изначальной и коренной порочности человеческого рода, идеал лишен почвы в области действительности и обречен на вечное бесплодие.