Эти непонятные корейцы - [3]

Этот торт заинтриговал и меня. Торт в самолете — почти как рояль под кустом. Откуда? Стюардессы объяснили, что торты на корейских авиалиниях действительно иногда подают — в честь пассажиров, которые оказываются на борту в день своего рождения. Маша именинницей в тот день не была, но для нее сделали исключение.

Чему тут удивляться? Весь «корейский период» своей жизни Маша была исключением. Этаким голубоглазым эксклюзивом.

Меня порой это даже пугало — не зазнается ли мой ребенок? Не привьется ли в ней расистский комплекс превосходства «белокурой бестии»? Почести и всеобщие восторги и взрослого-то, закаленного человека могут испортить. Но этого, слава Богу, не произошло. Маша ведь, со своей стороны, тоже составляла мнение об окружающем мире. И мнение это было вполне положительным. Недаром своим барби она перекрашивала глаза в черный цвет. Сейчас моя дочка пропагандирует Корею среди австралийских школьников. «Какая у тебя красивая кофточка, Маша!

Где тебе ее купили?» — «В Корее, конечно. Там, знаешь, какие вещи умеют делать!»

Вообще-то в Корее любой малыш — эксклюзивный. Корейцы обожают маленьких детей — как своих, так и чужих. Хотя многие корейские способы выражения симпатии к ребенку для меня, как и для других иностранных родителей, были непривычны. В парках, кинотеатрах, метро и автобусах Кореи к лицу Маши тянулся десяток рук — похлопать по щечке, а зачастую — по двум одновременно (рук, естественно, заблаговременно никто не мыл).

Все мои устные протесты и пламенные воззвания на эту гигиеническую тему, даже выступления в печати (опубликовала специально статью в корейском журнале «Сэмтхо») успеха не имели. Корейцы искренне удивлялись: «А что я такого сделал(а)? Я же говорю — красивая у вас девочка!» Моя дочка на первых порах входила в автобус, загораживая лицо локтями. Затем выучила фразу по-корейски: «Не трогайте меня за лицо!» Помогало, но не всегда. Иногда вызывало взрыв умиления: «Умница какая! Она и по-корейски может!» — и новые ласки.

Особое внимание уделяли Маше вахтеры в нашем общежитии для иностранцев, где дочка была практически единственным ребенком, да к тому же таким экзотическим — беловолосым, голубоглазым. Выпустить ее гулять перед обедом на улицу было невозможно — кто-нибудь обязательно совал ей или мороженое, или шоколадку. Когда однажды Машина любимая игрушка упала за батарею в коридоре и рукой ее было никак не достать, вокруг злосчастной батареи сгрудились все солидные аджосси{1 Аджосси – кор. «дядюшка». Обращение к женатому мужчине средних лет} общежития: одни утешали моего ревущего ребенка, другие тащили палки и швабры и совещались, как лучше достать упавшего ВинниПуха. Через полчаса совместных усилий игрушка была вручена счастливой хозяйке. И еще вспоминаю, как однажды зимой в Сеуле выпал снег — событие нечастое, огорчительное для водителей, но радостное для ребятни. Дочка, истосковавшаяся по родной стихии, с восторгом выбежала на улицу — и куда-то пропала. Я заволновалась и пошла ее искать. Нашла в комнате вахтера — самого сурового и неразговорчивого из всех. Маша послушно ела грушу и смотрела мультики по телевизору, а ее сапожки сушились у обогревателя. Вахтер смотрел на меня с глубоким осуждением, как на мать-кукушку. «Он не дал мне побегать по двору, — пожаловалась Маша. — Увидел, что я в снегу валяюсь, и к себе загнал — греться».

Таких милых историй у нас с ней много набралось за пять лет. Все эти аджосси, и шустрая подружка Стефани Ли, научившая Машу, а через нее и меня, детским корейским обзывалкам (ну, в каком словаре я нашла бы, например, как по-корейски будет «Ты, несчастная козюлька!») и игре в «кави-пави-бо»{2 «Кави-пави-бо» — корейская детская игра.}. И одноклассник Эрик — полукореец-полуамериканец со смешной беззубой улыбкой, вручивший как-то Маше заколку с надписью «I love you».

И дворцовый комплекс Чангёнкун, куда мы ходили по воскресеньям кормить карпов. И традиционные китайские статуи львов в университете Енсе, знакомые до последней щербинки, излазанные вдоль и поперек за четыре года. И народные танцы под музыку «нонъак»{3 Нонъак — доел, «крестьянская музыка». Народный жанр, представляющий собой танцы под национальные ударные инструменты. Один из самых ярких эпизодов — скачущие по кругу танцоры, в такт музыке крутящие головами и описывающие сложные фигуры длинными лентами, прицепленными к шапкам.} по выходным на Инсадоне{4 Инсадон — старинный ремесленный квартал Сеула, сейчас — аналог нынешнего российского Арбата. Там продаются старинные и современные изделия корейских ремесленников, редкие книги, кисти и бумага для занятий каллиграфией и т. д. По выходным часто проводятся фестивали народной музыки и танца.}, после которых Маша по полдня крутила кисточкой на шапочке, подражая танцорам.

И смуглые подростки в необъятных штанах, отплясывающие рэп на Тэханно{5 Тэханно – студенческая, молодежная улица в Сеуле. Подростки собираются там и пляшут современные танцы, собирая вокруг импровизированной сцены зрителей, среди которых бывают люди самых разных возрастов.} (мы уже знали их в лицо и были горячими поклонницами самого тощего и прыгучего). И улыбчивая аджумма{