Эти гениальные птицы - [96]

Хотите сюрприз?

Полученная карта оказалась очень похожей на карту нервных связей в мозге млекопитающих и даже людей. Хотя архитектура мозга у птиц радикально отличается от нашей, с точки зрения связности их мозг во многом организован так же, как наш. Шанахан видит в этом сходстве то, что он называет общим признаком высокоуровневой когниции. Человеческий мозг нередко представляют в виде так называемой микросети, вполне подобной Facebook. Различные отделы — или регионы — мозга связаны между собой относительно небольшим числом нейронов, известных как узлы-концентраторы. Эти узлы соединены со множеством других нейронов, обеспечивающих кратчайшее соединение между любыми двумя узлами сети, иногда на больших расстояниях. (Их можно сравнить с пользователями Facebook, у которых несколько тысяч друзей.) Эти узлы-концентраторы соединяют важные части мозга, участвующие в когниции, такие как долговременная память, пространственная ориентация, решение проблем, а вместе они образуют мозговое «соединительное ядро».

Команда Шанахана установила, что узлы-концентраторы в гиппокампе голубей — отделе мозга, играющем ключевую роль в навигации, — тесно связаны с другими отделами птичьего мозга.

Механизм таков: если мигрирующий чибис или тростниковая камышовка на полпути сбиваются с курса из-за каких-то природных катаклизмов, вся сенсорная информация, поступающая из всех доступных источников, — запахи земли и моря, магнитные сигнатуры и аномалии, косые солнечные лучи и звездный узор ночного неба — собирается в соединительном ядре и интегрируется, помогая птице проложить правильный курс в родные земли.

Таким образом, в мозге птицы сети микромира могут создавать карту очень большого мира — чтобы весной колибри могли найти путь к кормушке в саду Дэвида Уайта. Чтобы полярные крачки могли совершать кругосветные путешествия от одного полюса к другому. И чтобы одним апрельским утром, спустя пять лет скитаний, Белохвостик наконец-то сумел найти дорогу домой.

Глава восьмая. Воробьиные города

Гении адаптации

«Выживает не самый сильный и не самый умный, а тот, кто умеет приспосабливаться к изменениям». Эти слова часто приписывают Чарльзу Дарвину (и, к вящему смущению Калифорнийской академии наук, они выбиты на ее каменном полу под его авторством), тогда как в действительности они принадлежат Леону Меггинсону, ныне покойному профессору маркетинга Луизианского университета.

Эти слова достопочтенного профессора крутились у меня в голове в то раннее майское утро, когда мы с группой любителей орнитологии собрались для весеннего учета птиц в округе Албемарл, штат Вирджиния, у торгового центра Кроссроудз. Мы уже засекли одного обыкновенного гракла, мексиканскую чечевицу и целое семейство домовых воробьев, свивших гнездо над указателем «Мамина прачечная».

— Мы называем их «парковочными птицами», — говорит мой друг, орнитолог-любитель Дэвид Уайт.

Где можно найти воробьиные гнезда? Под стропилами и скатами крыш, на держателях водосточных труб, в вентиляционных отверстиях, внутри уличных фонарей, в цветочных горшках на вашем крыльце. Складывается впечатление, что они предпочитают конструкции антропогенного происхождения. Одна воробьиная семья на протяжении многих поколений гнездилась в угольной шахте в сотнях метров под землей и питалась едой, которую приносили шахтеры. Однажды я обнаружила воробьиное гнездо в выхлопной трубе брошенной «тойоты».

— Интересно, как они жили до того, как появилась человеческая цивилизация? — спрашивает Дэвид.

Как следует из его латинского названия Passer domesticus (воробей домовый), этот вид — полная противоположность перелетных птиц. Как навязчивый гость, он приходит, когда его приглашают, но злоупотребляет гостеприимством. Почти во всем своем ареале обитания он относится к оседлым видам и необычайно привязан к своей территории, на которой проходит весь его жизненный цикл, включая добычу корма и выведение потомства. Но вот парадокс: несмотря на оседлый образ жизни, воробьи расселились почти по всему миру.

В своей книге «Биология вездесущего домового воробья» Тед Андерсон приводит одну из гипотез происхождения воробьев, которая хорошо раскрывает их природу. Согласно этой теории, этот вид появился вместе с расцветом сельского хозяйства на Ближнем Востоке примерно 10 000 лет назад и всегда был «облигатным симбионтом оседлых человеческих сообществ». Другая теория, опираясь на ископаемые останки, найденные в пещере вблизи Вифлеема в Палестине, утверждает, что воробьи как вид сформировались около полумиллиона лет назад. В любом случае воробьи проявляют такую поразительную способность адаптироваться к любой антропогенной среде, что их называют «гениями оппортунистического поведения» и «пернатыми спутниками человека».

ОБЪЯСНЯЕТСЯ ЛИ удивительная приспособляемость воробьев к антропогенным средам наличием каких-либо особых когнитивных способностей? И как насчет птиц, у которых таких способностей нет?

Это не праздные вопросы. В эпоху антропоцена — так называется новая эпоха, когда человеческая активность начала играть существенную роль в экосистеме Земли и, возможно, стала одной из причин шестого массового вымирания живых видов, — птицы сталкиваются с беспрецедентными масштабами изменений. Места обитания, которые птицы населяли в течение миллионов лет, интенсивно занимаются под сельскохозяйственные угодья и города с обширными пригородами. Экзотические виды вытесняют коренные. Глобальное потепление меняет привычную картину температур и осадков, на которой основано кормовое, репродуктивное и миграционное поведение птиц. Многие виды не могут адаптироваться к этим изменениям. Но некоторые прекрасно с этим справляются.