Эти гениальные птицы - [55]

ОДНИМ ОСЕННИМ днем в аудиторию имени Лорфинка Джорджтаунского университета слетелась целая стая из 180 ученых, чтобы обменяться результатами последних исследований и новыми идеями о подражательной способности пересмешников и ее параллелях с обучением языку у людей. Эта способность предполагает умение имитировать звуки, собирать акустическую информацию и использовать ее в формировании собственного вокального продукта, что стало важной предпосылкой для развития речи. Такое вокальное научение редко встречается в животном мире и на сегодняшний день обнаружено только у попугаев, колибри, певчих птиц, птиц-звонарей, нескольких видов морских млекопитающих (таких как дельфины и киты), летучих мышей и всего одного вида приматов — людей.

Исследователей интересует, какие аспекты когниции могут быть задействованы в обучении пению у птиц. Если определять когницию как совокупность механизмов, посредством которых птица приобретает, обрабатывает, хранит и использует информацию, то обучение пению — прекрасный пример комплексной когнитивной задачи: молодая птица приобретает знания о том, как должна звучать песня, слушая опытных представителей своего вида. Она хранит эти знания в памяти и опирается на них при создании собственной песни. Ученые отмечают разительное сходство между обучением пению у птиц и обучением речи у людей, начиная с процесса подражания и практики и заканчивая задействованными при этом структурами мозга и специфическими генами. Например, у певчих птиц, как и людей, встречаются «дефекты речи», такие как заикание. А обучение пению у птиц буквально «кристаллизует» структуру мозга, позволяя нам понять неврологическую природу нашего собственного обучения.

По словам Йохана Болхёйса, нейробиолога из Утрехтского университета, человеку, далекому от мира науки, может показаться странным, что ученые сравнивают пение птиц с человеческой речью и языком. «Если мы ищем их эквивалент у животных, не логичнее ли посмотреть на наших ближайших родственников, человекообразных обезьян? — говорит он. — Но странность состоит в том, что многие аспекты речевого обучения у людей очень сходны с тем, как птицы учат свои песни. У человекообразных обезьян нет ничего подобного».

ВО ВРЕМЯ ПЕРЕРЫВА я вышла из университетского здания на улицу. Мое внимание привлек росший неподалеку небольшой развесистый кедр, больше похожий на куст, из которого доносился целый птичий хор. Холодный северо-западный ветер сдувал пожелтевшие листья с дубов и кленов и сносил в сторону редкие стайки воробьев. Других птиц видно не было. Но из гущи куста доносились то знакомые звуки «тии-кетл», «тии-кетл» каролинского кустарникового крапивника, то бодрая дробь «пью-пью-пью-твии» птицы-кардинала, которая сменялась гурканьем каролинского поползня и посвистами дрозда. Присмотревшись, я увидела между ветвями одинокую серую птичку, нахохлившуюся от холода и оттого похожую на маленький пушистый шарик. Это был североамериканский пересмешник (Mimus polyglottos, дословно «многоголосый подражатель»), один из сородичей Дика, который изливал свою душу в песне. Он замолкал на одну-две секунды, словно размышляя, что спеть дальше, и начинал новую партию.

Раньше я слышала пение пересмешников только в разгар весны, когда им нужно застолбить территорию и привлечь внимание самок своим певчим мастерством, взобравшись на самую высокую ветку. Однажды, когда солнечным апрельским днем я прогуливалась по песчаному побережью Делавэра, меня привлек уникальный концерт. В отличие от того малоприметного комочка в кустах, эта птичка бросалась в глаза. Расположившись на верхней ветви сосны, подняв клюв к небу, трепеща всем телом и аккомпанируя длинным хвостом себе в такт, крошечный певец изливал из себя страстную песню, сменяя одну мелодию за другой.

Пересмешник принадлежит семейству пересмешниковых (Mimidae), которое обитает только в Новом Свете. Во время путешествия на корабле «Бигль» Дарвин встречал пересмешников по всей Южной Америке и отзывался о них как об «энергичных, любознательных и активных птицах… своим пением превосходящих любых других птиц в этой части света».

Иногда пересмешников обвиняют в том, что те просто воруют чужие мелодии, но с музыкальной точки зрения упускают саму суть. Но на мой слух, этот делавэрский пересмешник исполнял песню каролинского кустарникового крапивника ничуть не хуже, чем Бетт Мидлер — песни сестер Эндрюс. Возможно, он действительно занимался плагиатом, бесстыдно копируя певчие пассажи у синиц, гаичек и лесных дроздов, но он вплетал их в свою песню не менее гениально, чем Шостакович — незатейливые народные мелодии в свои симфонии. Я была так зачарована, так пленена его хоровой импровизацией, что перестала выискивать знакомые мотивы и забылась. А его песня лилась и лилась, наполняя теплый весенний воздух звонкой радостью и буйством звуков.

Страстный концерт закончился так же внезапно, как и начался. Пересмешник вспорхнул с дерева и уселся на опавшую листву неподалеку, спокойный и словно умиротворенный тем, что выплеснул из себя сжигавшую его страсть.

НО ТО было весной, когда почти все птицы превращаются в виртуозных певунов, чтобы завоевать любовь партнерш или застолбить территорию. Сейчас же стояла середина ноября, дул пронизывающий ветер, птичка пряталась в кроне кедра и, должно быть, пела только для себя. Ее песня — череда коротких рефренов, повторяющихся по четыре-пять раз, — казалась бесконечной.