Этапы большого пути. Сатира без юмора - [40]

— Марийка подрастёт, — улыбнулась Анна Ивановна.

Я подумал, что подобные дёрганья будут каждую неделю. Решил, что в следующий раз будут нормальные женские размеры, а вскоре все работницы будут ходить на работу в приличных импортных сапожках, но так думал не только я. Женщины тоже видели миражи, представляя каждую ногу в приличной обуви. Профсоюзная Лида сказала, что это первый тур игры, а второй будет через год, а может быть и позже, если перестроится вся страна в нужном направлении.

Оказывается, возгласы: «Дёргай, товарищ!» звучали во многих других организациях. Дёргали на фермах, в сберкассе, в трикотажном цехе. Был вечер отдыха пенсионеров, где раздёргивали пачку мыла. Азарт — штука заразительная. Полагаю, за границей о нашей новой азартной игре не слышали пока. Обошли мы их, капиталистов. Может быть, сие развлечение получит скоро прописку и в Англии, во Франции, Германии. Обязательно нужно эту игру запатентовать. Вот тогда потечёт рекой к нам инвалюта. Тогда заработают собственные обувные фабрики, выпуская отличную продукцию наивысшего качества.

Вчера мне объяснили, что это и не игра, хотя и сам подумывал, что играть не особо хочется, а это распределение дефицитных вещей и товаров наипервейшего спроса. Вот тебе и «дёргай». Это ничего. В моём отделе я числюсь один. Что из того, что не игра, за то каков смысл старого слова. А некоторые у нас бурдят:

— Если это не игра, то почему нужно дёргать одни сапоги или одну шапку. Голов много, размеры разные, а предмет один. Издевалово…

В других коллективах этому новому аттракциону рады. Никто на работу не опаздывает, подскочила вверх производительность труда. Все с нетерпением ждут, когда чего-нибудь дозволят «дёрнуть». Возможно шнурки к тапочкам или футляр для зубочистки.

Говорят, что этим путём будут и зарплату выдавать на тех заводах и фабриках, где план товаров первой необходимости, не выполняется. Один оклад на двести человек, включая директора и прочих ИТР, станут раздёргивать.

1989

Пустая проблема

Недавно это было. Как раз паспорта меняли в стране. Деньги сразу сменили и не раз, а до паспортов очередь только недавно дошла. Стою в очереди с дочкой и слышу:

— Горе мне, горе. — Какая-то старушка верещит, выйдя из фотосалона с искажённым лицом. — Народ к ней. Она всё вопит:- Жизнь кончилась моя. Посмотрите люди, добрые, как изуродовали моё лицо. Буду жаловаться. Буду в международный суд писать…

— Что случилось? Зачем вы волосы последние рвёте. Может, помочь как-нибудь можно вашему горю?

— Никто мне уже не сможет помочь. Вот какая получилась я в городе, — показывает нам старый паспорт.

— Приличное изображение. Девушка приятная с высокой причёской. Морщин нет. Личико чистое. А вы тут причём?

— Сокрушаюсь. Что вчера получила. Это вот не я. Смотрите. Меня изуродовала это фотографичка.

Смотрим на фотокарточки. Недоумевая, выражаем неподдельную сочувственную грусть. Один дедок говорит:

— Качество хорошее. Тут вот все морщинки видно и ресницы.

— Ну, это не я.

— А кто? — удивился и я в свою очередь.

— Сравните, — просит старая женщина, протягивает паспорт. Тут мы поняли в чём дело.

— В зеркало давно гляделась, красотка? Когда эта карточка снималась?

— Недавно. Почти недавно. Такая была вот интересная. Костя мне цветы приносил к обеду… Называл меня — «Моя Мерелин».

— …Тридцать лет назад, — изумились мы. — Срок немалый. Вам скоко, милая?

— Неважно, — отвечает женщина. — Не могла я так выглядеть в понедельник ужасно. Изменилась. Но не до такой степени. Разве ж в годах дело?

— Года не смог ещё никто сфотать, — говорю. — Только ваше личико и сфотографировано. С годами наши лица не молодеют. Не становятся симпатичней. Изменяются.

— Гляжу на себя в зеркале. Нравлюсь. Не страшная. Это меня испортила девка. Сняла отвратительно плохо. Надо было подрисовать ресницы, убрать морщины у глаз. Тени под глазами. У меня такие тени? Разве это тени?

— Сами себе нравимся. Мы видим только губы, глаза. Всё отдельно. На маленькой фотокарточке всё видать и сразу. Цвет кожи у вас не тот, что был. Всё лицо изрисовано морщинами, — сказала пожилая старушка в старой фуфайке. — Вы лоб свой потрогайте. Пощупайте. Он у вас пропахан четырьмя бороздами от плуга.

— Что верно, то верно, — сказал дедок в шапке. — Износилось лицо за время эксплуатации здорово у вас. Трактор за такой срок списывают в утиль. А вы ещё ничего смотритесь. Ничего ещё…

— Подруга сказала, что это не мои фотки. Чужие. По ошибке взяла.

— Какая ошибка? Кофта ваша и уши ваши. Серёжки вот в ушах — тоже ваши. — Говорю тихо. — Резкое изображение получилось. Каждую волосинку на бровях видать. Все четыре. Если бы она вас снимала в тумане, то вполне возможно, не было таких мешков под глазами, а веки совсем болтаются. Подтягивать вам их нужно.

— Чем тянуть? Щипцами?

— Незнаю, — говорит старая женщина в старой фуфайке. — Вам нужно всё лицо ремонтировать. Крем помогает молодым лицам, а нашим лицам нужно что-то иное. Дорогое удовольствие, говорят бабы наши.

Наступила тишина. Люди выходили и входили.

— Мне муж столько и не даст. Он мне больше десятки редко даёт.

— Скупой? Или недоверчивый?