Эта прекрасная тайна - [126]

– Я прилетел, чтобы помочь.

– Охотно верю. Но помочь кому? Не мне. И не инспектору Бовуару. По чьему приказу вы здесь?

Не вздрогнул ли Франкёр, услышав последние слова?

– Вы опоздали, Арман, – сказал Франкёр. – Упустили свой шанс.

– Я знаю. Но не сейчас. Я совершил ошибку несколько лет назад, когда расследовал дело старшего суперинтенданта Арно. Напрасно я его арестовал – нужно было дождаться, когда можно будет арестовать вас всех.

Франкёр даже не стал возражать. Если Гамаш уже опоздал и больше не мог остановить то, что происходило, то и Франкёр опоздал отделываться отрицаниями.

– Вы писали Арно?

– Арно получил пожизненное, Арман. Вы сами знаете. Вы же и упрятали его в тюрьму.

Старший инспектор улыбнулся, хотя улыбка получилась усталой.

– Нам известно, что тюрьма ничего не значит. Человек вроде Арно всегда сумеет получить то, что ему требуется.

– Не всегда, – возразил Франкёр. – Арест, суд, приговор – ничто от него не зависело.

Старший инспектор никак не ожидал услышать от Франкёра, что он, Гамаш, на некоторое время превзошел Арно. А потом замешкался. Не закончил свою работу. Не понял, что нужно добиться большего.

Язва осталась и продолжила разрастаться.

Гамаш знал, что Арно – фигура влиятельная. И друзья у него были влиятельные. Далеко за стенами тюрьмы. Гамаш мог его убить, но решил иначе. И иногда – иногда – спрашивал себя: не совершил ли он тогда и эту ошибку.

Но тут ему в голову пришла другая мысль. Франкёр отправлял послание не Арно, чье имя и личность, хотя и уважаемые Франкёром, не могли вызвать такой страх. Значит, есть кто-то другой. Кто-то гораздо более влиятельный, чем суперинтендант. Более влиятельный, чем Арно.

– Так кому вы писали, Сильвен? – в третий раз спросил Гамаш. – Еще не поздно. Скажите мне, и мы вдвоем обговорим, как нам быть дальше. – Гамаш говорил ровным, рассудительным голосом. Протянул руку. – Дайте мне телефон. Назовите пин-код. Мне больше ничего не нужно. И вся история закончится.

Франкёр вроде бы задумался. Сунул было руку в карман, но потом уронил ее вниз.

– Вы меня опять неправильно поняли, Арман. Нет никакого великого заговора. Он существует только в вашей голове. Я писал жене. Подозреваю, что и вы пишете своей жене.

– Оставьте мою жену мне, Сильвен. – Гамаш проигнорировал эту ложь. Он не убирал протянутую руку и не сводил глаз со своего начальника. – Вы, вероятно, устали до чертиков. Но конец уже близок.

Он вперились друг в друга.

– Вы любите своих детей, Арман?

Эти слова будто физически толкнули, ударили Гамаша. На мгновение он почувствовал, что теряет равновесие. Но отвечать не стал.

– Конечно любите.

В голосе Франкёра больше не слышалось скрытой злобы. Словно разговаривали два старых приятеля за стаканчиком виски на террасе ресторана на Сен-Дени.

– Что вы сказали? – спросил Гамаш.

Голос его больше не звучал рассудительно. Он почувствовал, что всякая рассудительность покидает его, исчезает в густом, темном лесу.

– Не вмешивайте в наше противостояние мою семью, – прорычал старший инспектор, и та часть его разума, которая еще слышала доводы рассудка, поняла, что он ошибся: дикий зверь больше не скрывался в лесу – он вышел оттуда. Проник в Гамаша, который одичал, как только почувствовал угрозу семье.

– Вы не знали, что между вашей дочерью и вашим инспектором роман? Возможно, вы не настолько контролируете все, как вам кажется. Чего еще вы не знаете, если даже это прошло мимо вас?

И вдруг ярость, владевшая Гамашем, полностью ушла. Сменилась чем-то холодным. Древним.

Арман Гамаш почувствовал неожиданное спокойствие. А еще он ощутил перемену во Франкёре. Тот понял, что зашел слишком далеко. Пересек все границы.

Гамаш, конечно, знал о Жане Ги и Анни. Уже несколько месяцев как знал. С того самого дня, когда они с Рейн-Мари заглянули к дочери и увидели маленький букетик сирени на ее кухонном столе.

Они знали и бесконечно радовались за Анни, которая любила Жана Ги с тех самых пор, как впервые увидела его больше десяти лет назад. Они радовались за Жана Ги, чья любовь к их дочери бросалась в глаза.

Они радовались и за себя, потому что оба любили и дочь, и Жана Ги.

Гамаш не стал торопить события. Он знал, что Анни и Жан Ги скажут родителям, когда придет время, когда будут готовы. Он знал. Но откуда знал Франкёр? Кто-то, вероятно, сказал ему. И если не Жан Ги и не Анни, то…

– История болезни из архива полицейского психолога, – догадался Гамаш. – Вы читали его историю болезни.

После той операции они все посещали психолога. Все, кто выжил. И теперь старший инспектор знал, что Франкёр вторгся не только в частную жизнь Жана Ги, но и в частную жизнь его, Гамаша. И всех остальных. Суперинтендант знал все, что они доверительно сообщали психологу. Их потаенные мысли, их тревоги. То, что они любили. То, чего боялись.

Знал все их тайны. Включая и отношения между Анни и Жаном Ги.

– Оставьте в покое мою дочь, – сказал Гамаш.

Ему приходилось напрягать всю силу воли, чтобы сдержаться и не выкинуть вперед руку. Для того, чтобы схватить не телефон Франкёра, а его горло. Почувствовать, как пульсирует артерия, как пульсации становятся реже, а потом прекращаются совсем.