Эта ласковая земля - [5]

– Выражение ее лица того стоило.

Это была не совсем правда. Я знал, что к заходу солнца пожалею, что змею повесили на меня. Рубцы на спине, оставленные ДиМарко, еще болели, а от сенной пыли и собственного соленого пота станет еще хуже. Но я не хотел, чтобы самодовольный всезнайка Альберт видел мое беспокойство.

Тогда моему брату было шестнадцать. В Линкольнской школе он сильно вытянулся. У него были блекло-рыжие волосы с непослушным хохолком на макушке, и, как у большинства рыжих, легко появлялись веснушки. Летом его лицо было сплошь покрыто пятнами. Он стеснялся своей внешности и считал ее странной, поэтому старался компенсировать это интеллектом. Альберт был самым умным ребенком, которого я знал, самым умным ребенком, которого знал кто-либо в Линкольнской школе. Он не отличался спортивными успехами, но его уважали за ум. И он был до невозможности честным. Это не было семейной чертой, поскольку мне было плевать на то, что Альберт называл моралью, а наш папа был своего рода мошенником. Но мой брат становился непоколебим, когда дело доходило до правильных поступков. Или того, что он считал правильным. В этом я не всегда с ним соглашался.

– Где ты работаешь сегодня? – спросил я между ложками каши.

– Помогаю Конраду с техникой.

Это была еще одна особенность Альберта. У него были золотые руки. Его мозг мог решить техническую загвоздку, от которой все остальные только чесали в затылках. Его часто отправляли под начало Бада Конрада, который работал в школе завхозом. В результате Альберт разбирался в котлах, насосах и моторах. Я думал, что в будущем он станет инженером. Сам я еще не знал, кем хочу быть. Знал только, что кем бы я ни стал, я буду уже далеко от Линкольнской школы.

Я почти доел кашу, когда услышал детский голосок:

– Оди! Альберт!

К нам бежала малышка Эмми Фрост, а следом шла ее мать. Кора Фрост преподавала девочкам домоводство: учила готовить, шить, гладить, украшать, убираться, а также учила всех нас читать. Она была невзрачной и худощавой, со светло-русыми волосами, но сейчас я уже не помню точно, какого цвета были ее глаза. У нее был длинный нос со кривым кончиком. Мне всегда было интересно, был ли он сломан в юности и неудачно вправлен. Она была доброй и отзывчивой, и хотя большинство парней не назвали бы ее красоткой, для меня она была прекрасна, как ангел. Я всегда думал о ней, как о драгоценном камне: красота не в самом камне, а в том, как сквозь него сияет свет.

Эмми, напротив, была очаровашкой, с густой копной кудряшек, как у Сиротки Энни из комикса, и мы все ее любили.

– Рада, что тебя покормили, – сказала миссис Фрост. – Тебя ждет очень насыщенный день.

Я потянулся пощекотать Эмми. Она захихикала и отступила на шаг. Я поднял глаза на ее мать и горько качнул головой.

– Мистер Вольц сказал мне. Я работаю на полях Бледсо.

– Тебя хотели отправить работать к мистеру Бледсо. Мне удалось изменить твое назначение. Сегодня вы работаете на меня. Ты, Альберт и Мозес. Моим саду и огороду требуется уход. Мистер Брикман только что дал мне разрешение забрать вас троих. Заканчивай завтрак и поедем.

Я проглотил остатки каши и отнес миску на кухню, где объяснил мистеру Вольцу ситуацию. Он следом за мной вернулся к столу.

– Вы уговорили Брикмана изменить решение? – спросил немец, явно под впечатлением.

– Небольшой взмах ресниц, мистер Вольц, и этот мужчина тает, как масло на сковородке.

Это могло бы быть правдой, будь она красавицей. Я подозревал, что его покорило ее доброе сердце.

– Оди, – сказал Вольц, – это не значит, что сегодня ты не стараешься.

– Я буду очень стараться, – пообещал я.

– Я прослежу за этим, – сказал Альберт.

На прием пищи дети заходили в столовую с разных сторон: девочки – через восточную дверь, мальчики – через западную. Тем утром миссис Фрост вывела нас в дверь для мальчиков, которую не было видно из административного корпуса. Я понял, что она не хотела, чтобы Тельма Брикман заметила нас и отменила решение мужа. Все прекрасно знали, что хоть мистер Брикман и носил брюки, яйца были у его жены.

Миссис Фрост вела свой пыльный пикап модели «Т» по дороге, которая шла вдоль реки Гилеад в городок Линкольн в полумиле к востоку от школы. Эмми сидела впереди с нею. Мы с Альбертом сидели в открытом кузове. Мы проехали площадь, на которой стояли здание суда округа Фремонт, раковина для оркестра и две пушки, из которой во время Гражданской войны стрелял первый добровольческий пехотный полк Миннесоты. На площади стояло множество автомобилей, но шел 1932 год и не каждый фермер мог позволить себе машину, так что присутствовали и повозки, запряженные лошадьми, привязанными к столбам. Мы проехали «Булочную Хартмана», и я уловил запах теплого хлеба, дрожжевого, об который не обломаешь зубы. Несмотря на то, что я уже поел кашу, от запаха хлеба мне опять захотелось есть. Мы проехали полицейский участок, и офицер на тротуаре поприветствовал миссис Фрост, приложив пальцы к фуражке. Он внимательно посмотрел на нас с Альбертом, и его суровый взгляд вызвал в памяти угрозы миссис Брикман насчет исправительного дома, от которых я притворно отмахнулся, но на самом деле очень испугался.