Эта ласковая земля - [22]

– Посмотрим, – сказал Вольц.

– Герман, губная гармоника нужна Брикману. Он сказал, что они дошли до ручки с О’Бэньоном. И послушай, ты, вшивый фриц, если думаешь прийти сюда посреди ночи дать мальчишке еды или утешение, то подумай дважды. Потому что если ты это сделаешь, я прослежу, чтобы Брикманы узнали о твоем большом секрете на карьере. Ты потеряешь свое спиртное, свою работу и все хорошее, что ты, по твоему мнению, делаешь для этих жалких мелких паразитов.

ДиМарко забрал мою гармонику, приложил к своим гнусным губам и выдул резкую ноту. Потом закрыл и запер дверь.

Глава девятая

Много лет назад я прочитал в «Британской энциклопедии», что продолжительность жизни крыс составляет максимум три года. Я знал Фариа уже четыре. Под защитой бывшей гауптвахты он дожил до глубокой старости. Скорость и проворство, присущие ему в ранние годы, исчезли. Выбираясь из широкой щели между камнями, он не столько бежал, сколько крался вдоль стены. Он был бы легкой добычей для любой амбарной кошки. Но для меня он был старым другом, и я надеялся, что крошками, которые приносил, я смог отблагодарить его за то, что одинокими ночами он составлял мне компанию в тихой комнате.

В тот вечер он рано вылез из укрытия. Я очень удивился, увидев в щели его усатую мордочку. Он никогда не выходил до наступления темноты. Он высунулся чуть дальше и смотрел на меня. В лунном свете его глазки всегда блестели, но сейчас они казались тусклыми. Я потянулся в карман за имбирным печеньем, которое нашел в развалинах дома Фростов. Оно поломалось, но я бросил несколько кусочков в дальний угол, чтобы выманить Фариа на открытое место. Он не шевельнулся, и это было странно. Сам я к этому времени был готов слопать лошадь. Я берег это печение специально для Фариа, и меня беспокоило, что он будто не заинтересовался. Я бросил еще крошек поближе к нему, но он все равно не реагировал. Наконец я бросил их в самую щель, и они рассыпались у его лапок.

Он принюхался к моему угощению, но не взял, просто сидел и смотрел на меня.

Мы общаемся множеством способов: голосами, руками, буквами и даже телами. Но как говорить с крысой? Мне хотелось спросить: «Что случилось, Фариа? Плохо себя чувствуешь, старый друг?» Я, может, хотел рассказать ему сказку, чтобы отвлечь от того, что его расстроило. Или посочувствовать, потому что я и сам чувствовал себя ужасно после порки от ДиМарко. И я заговорил, тихо и успокаивающе, но Фариа просто сидел и совсем не шевелился. Наконец я осознал правду. Маленькое существо было мертво. Прямо передо мной, меньше чем в дюжине футов, он превратился в призрака.

Знаю, может показаться глупым, что я оплакивал крысу так же, как Кору Фрост. У любви множество разных обличий, как и у боли. Боль от рубцов на спине была ничем по сравнению с той, что я почувствовал, когда понял, что Фариа больше нет.

«Одного за другим», – сказал Альберт. И мне захотелось заорать на него и на Бога.

Я положил маленькое тельце на кучку соломы и пообещал, что похороню его утром. Когда стемнело, я лег, жалея, что у меня нет гармоники, потому что мне казалось, что только музыка может принести хоть какое-то облегчение. Но ДиМарко выполнил поручение Брикмана и не оставил мне никакого утешениятой ужасной ночью.

Я проснулся в темноте от скрежета ключа в замке железной двери. Я сел, испытывая благодарность за то, что Вольц не послушал угроз ДиМарко. Хотя я многое потерял, у меня еще остались друзья, и это здорово. Дверь отворилась, но на этот раз Вольц пришел без фонаря, и единственный свет, проникающий в тихую комнату, был от почти полной луны. На фоне ночного неба был вычерчен черный силуэт.

– Мистер Вольц?

– Сегодня фриц не придет, О’Бэньон.

ДиМарко. О господи. Я прополз по полу и вжался спиной в дальнюю стену.

– Тебя хочет видеть мистер Брикман, – сказал он.

– Сейчас? Зачем?

– Дочка Коры Фрост. Она сбежала. Он думает, что ты можешь знать, куда она отправилась.

Я не знал, но даже если бы и знал, не сказал бы. И все-таки это лучше, чем другая причина, по которой ДиМарко мог прийти, поэтому я последовал за ним. Но он повернул не к дому Брикманов.

– Куда мы идем? – спросил я.

– Брикман пошел проверить карьер, подумал, что она могла пойти туда. Он ждет нас там.

Я подумал, рассказал ли ему ДиМарко про самогонный аппарат, который Вольц прячет в сарае. Как только я узнал, что ДиМарко известна тайна Вольца, то подумал, что это вопрос времени, когда он выдаст старого немца и того заставят покинуть Линкольнскую школу. Я бы не удивился, если бы это произошло сейчас, когда я уже потерял многих.

Мы, оступаясь, шли по освещаемому луной пустырю между школой и карьером, я впереди, ДиМарко сразу за мной. Когда мы дошли до сарая на краю карьера, на камне, на который всего несколько дней назад Альберт ставил сковородку с незаконной едой для нас с Мозом, стоял фонарь. Я не видел ни мистера Брикмана, ни кого-либо еще. А от того, что я увидел, меня до самых костей пробрал холод. На камне рядом с фонарем лежал кожаный ремень, которым ДиМарко порол меня днем, а рядом с ним кукурузная кукла, которую, как я думал, Билли Красный Рукав забрал с собой, когда сбежал.