Естественный отбор - [21]

– Скандалов и так хватает! – буркнула я недовольно.

Алберт поднял удивленно брови:

– И кто виновник?

– Обычно Жозефина. Вот объясни мне, пожалуйста, Алберт, как эта примитивная особа в отбор попала? Ума не приложу, за какие заслуги она удостоилась этой чести, если в ее пустой голове есть одна-единственная мыслишка: «Я неповторима»?

– Да за это, собственно, и попала, – нехотя признался парень. – Петра, я знаю, что ты умеешь молчать.

За обсуждением возникшей проблемы мы как-то незаметно перешли на «ты».

– Хм… Умею, – подтвердила я без тени улыбки.

– Я тебе сейчас скажу правду, чтобы ты не мучилась больше этим вопросом. Но…

– Да поняла я! Буду молчать.

– Спасибо. Отец Жозефины, господин Йенч, – дворянин во втором поколении. Вся семья так гордится своим баронством, что это стало для них идеей фикс. Когда начался отбор претенденток, почтенный папаша словно с цепи сорвался, пытаясь всеми правдами и неправдами протолкнуть доченьку в полуфинал конкурса. Он так грубо предлагал всем взятки, что члены комиссии шарахались от него, как от прокаженного. Причем суммы назывались немалые. Я думаю, что, будь Жозефина чуточку умнее, ее спокойно подсунул бы к нам какой-нибудь чиновник. Но глупость этой девицы отпугивала всех потенциальных протежеров. Слухи о папаше-энтузиасте достигли короля, и он принял воистину мудрое решение. Если человеку некуда девать деньги, то пусть он таким образом проспонсирует парочку увеселительных мероприятий для конкурсанток. А его недалекая дочь поучаствует в конкурсе. Может, ума хоть немного наберется. Короче, взятку у господина Йенча взяли и в бюджет конкурса оформили как добровольное пожертвование. Только он об этом не догадывается.

Я не знала, смеяться мне или плакать… над собой. Вот ведь как люди стремились на этот хлоров конкурс, какие деньги заплатили. А я отбрыкивалась. Воистину, непостижима душа человеческая!

– Бедная Жозефина, – вздохнула я, представив, что испытала бы девушка, которой сказали, что на этом конкурсе она находится по великой милости короля, да еще с целью перевоспитания. – Вы ведь над ней наверняка смеетесь, а она так для вас наряжается… парится в жару в мехах… Какие же вы, мужчины, все-таки коварные! Бедная, бедная Жозефина…

– Знаешь, – Алберт мне хитро подмигнул, – некоторым мужчинам нравятся недалекие девушки.

– Догадываюсь. – Я похлопала ресничками, а потом состроила ему сострадательную рожицу: – Прелесть, какая глупенькая…

– Я не о себе! – Алберт сразу открестился от столь странных пристрастий. – Как ты сказала?

– Прелесть, какая глупенькая, или ужас, какая дура!

– Второе!

– Так я тебе и поверила! Ты вчера за обедом так мило с ней разговаривал. Кстати, о чем? Любопытно.

– Видишь ли, Петра…

– Хэ, – усмехнулась я, – о брюликах!

– Не угадала! О сапфирах. Это ее камень-талисман.

– Вы, господин Ланге, разбираетесь в камнях-талисманах? – удивилась наигранно.

– Дипломат обязан разбираться во всем! – с гордостью павлина сообщил мне Алберт и расправил плечи.

– О! Вы – дипломат?!

– А вы сомневаетесь?

– Петра, нам пора, – прервала нашу милую беседу Хлоя. – Опоздаем. До встречи, господин Алберт.

– До встречи, леди.

– Дипломат!

Зря я жалела Жозефину, ох зря! Была бы моя воля, я бы эту рафинированную дуру заставила провести бессонную ночку в обнимку с фарфоровым другом в глубоких размышлениях о смысле жизни!

Она меня обвинила! Да еще в чем! В отравлении ее несравненной особы! Да еще чем! Мышьяком! Романов дамских перечитала, имбецилка романтичная! Хоть бы в учебник по алхимии предварительно заглянула…

Оказывается, я сегодня коварно отравила ее завтрак мышьяком, добиваясь таким образом устранения главной соперницы за руку принца!

Это она-то главная?! Ну и самомнение!

А отравы насыпала столько, что на всех претенденток хватило бы с лихвой! Она даже не побоялась лизнуть этой дряни! Именно лизнуть, не более. Иначе лежала бы под капельницей, в лучшем случае…

И где она яд взяла?

Все это проносилось в моей голове, когда я стояла в кабинете нашего куратора – госпожи Мерк, а на меня внимательно взирали Сарториус, Алберт, незнакомый офицер лет пятидесяти и сама госпожа Сантана. Напряжение нарастало. Не желая стоять тут перед ними в качестве ответчицы или, хуже того, обвиняемой, я пошла в наступление. Как известно, это лучший способ защиты, хотя защищаться мне было не от чего.

– Господа, – обратилась я к собравшимся таким официальным тоном, что самой стало противно; но по-другому в данной ситуации я поступить не могла, – я надеюсь, что меня оградят от поклепов данной особы, и впредь я не буду иметь удовольствия выслушивать бредовые обвинения в мой адрес от баронессы Йенч!

Сантана вскинулась и возразила мне недовольным тоном:

– Госпожа Олмарк, вы забываетесь! Вы должны нам рассказать…

– Я ничего не обязана вам рассказывать, преподаватель Мерк. Поверьте, разговаривать в таком тоне я не люблю, но когда дело касается моей чести и достоинства, то я сразу вспоминаю и свой титул, и свое полное имя, и историю своего рода! Если бы я совершила то, в чем меня обвинила баронесса Йенч, то разговаривали бы со мной сейчас не вы и не здесь! – Куратор сердито надувала щеки, но перебивать меня больше не решалась. – Кроме того, если этого не учла баронесса Йенч, то я вам напомню, что имею степень бакалавра по алхимии и в отравляющих веществах разбираюсь не на дилетантском уровне! Из всего вышесказанного я делаю вывод, что вы уже разобрались с суицидальными наклонностями данной особы и приняли все меры для ограждения меня от посягательств этой девицы! Я могу идти? – Я в упор посмотрела на незнакомого офицера.