Естественный обмен - [9]
Я улыбнулась.
— Как будто ревнуешь? — полушутя, полусерьёзно спросила.
На этот раз она замолчала, отвернулась от меня и что-то сказала, но я не расслышала.
— Что?
— Ничего, — буркнула она.
— Эх-х, — вздохнула. — Что делать будем?
— Я ничего не хочу.
Подумав немного, решила пойти на кухню от греха подальше. Если так и дальше пойдёт, то мы либо поссоримся, либо… либо поссоримся. На кухне всё было как и обычно: микроволновка, пустой холодильник, стол, заваленный всяким хламом, гитара висела на стене.
Я поискала взглядом турку, достала её из раковины, вымыла, а кофе нашла в кастрюле в духовке. Поставила всё это дело вариться и лениво прислонилась плечом к стене.
— Грустно…
Ни мобильников, ничего с собой ведь не взяли, только чипсы, колу, да пиво Димке. Но всё это вчера благополучно съели, а скоро и кушать захочется. Связаться с ним никак нельзя, остаётся только ждать.
— Наська?
— М? — вяло отреагировала я, не поворачиваясь. Она подошла и вдруг обняла меня:
— Сваришь мне кофе?
— Конечно, солнце, — я улыбнулась, радуясь тому, что она больше не злится.
Залезли на подоконник, каждая со своей чашкой кофе, ноги свесили вниз на улицу. Она надела Димкины очки.
— Ну, как? Я похожа на него? — и скорчила совершенно глупую рожу, да так, что я не выдержала и рассмеялась.
— Сними лучше, они тебе не идут!
Она послушно сняла и кинула их куда-то на кровать, потом отпила кофе, поставила чашку рядом с собой.
— Гроза скоро будет.
Я кивнула, соглашаясь. Тучи действительно постепенно собирались, заполняя собой всё небо, да и ветер становился сильнее.
— Хотя бы не так жарко станет.
— Сыграй что-нибудь, — попросила она.
— Сейчас?
— Ну, да.
Мне было лень вставать и идти на кухню за гитарой, потом настраивать её, да и вообще играть. Хотела уже отказаться, но…
— Ты давно для меня не играла, — и что-то в выражении её глаз меня напугало. Не угроза, нет, ничего такого. Не грусть даже, а боль. И что-то ещё такое, что тут же скрылось обратно в глубину.
Я тряхнула головой, отгоняя лишние мысли, и пошла за гитарой. Вернулась, поставила стул посреди комнаты, удобно перехватила гитару.
— А ты давно мне не пела, — как бы в укор ей сказала, но улыбнулась, и она улыбнулась мне.
— Щас спою!
— А я сыграю, — мы рассмеялись понятной только нам шутке.
Помучившись немного с гитарой, настроила её и начала просто перебирать аккорды, вспоминая.
— А что играть?
— Давай, нашу!
— Это какую же?
— Не знаю, — она широко и открыто мне улыбнулась. — Мне просто захотелось так сказать.
Я засмотрелась на то, как красиво она улыбается, когда не злится, засмотрелась и на солнце, и на небо за окном…
— Эх… Давай тогда «Как на войне». А потом из Умки что-нибудь ещё сыграю.
— Окей, — кивнула она, устраиваясь поудобнее на подоконнике, подтянула к себе ноги и обняла коленки.
А я начала играть. Она петь. И стало как-то так хорошо и спокойно.
— Смотри-смотри!
— Классно летит!
— О, а если два запустить, то, может, они столкнутся?
— Давай попробуем!
От скуки решили написать записки с просьбой о помощи, где в красках описывалось, как же нам скучно и нечего делать. Написали и принялись делать самолётики, запуская их с десятого этажа.
— Ну, что? На счёт три?
— Ага, — я широко улыбнулась, — раз, два…
— Три!
Одновременно запустили, самолётики сначала синхронно опускались по спирали вниз, а потом слились в один и упали вместе.
— Ва-а, как круто, — хором сказали, переглянулись и рассмеялись.
— Давай ещё?
— Давай!
Ну а что с нас взять? Развлекаемся, как можем.
Потом началась гроза. Мы сидели вместе на кровати, слушали, как гремит гром и шумит дождь за закрытым окном. Почему-то не захотели даже включать свет. И, если честно, то я уже не очень хотела, чтобы Димка скорее вернулся.
— Скоро Димка придёт, — и зачем я это вслух сказала?
— Я не хочу, чтобы он приходил, — она положила голову мне на плечо.
— Что же ты его так не любишь?
— Он на тебя так смотрит…
— Как смотрит? — нахмурилась, как будто не понимая.
Её голос чуть дрогнул, видно, она очень не хотела отвечать:
— Как я.
Чуть было не ляпнула, что всё нормально тогда. Смотрит, как на друга. Собственно, друзья и есть. Но слова застряли в горле, когда она взяла мою руку и чуть сжала ладонь.
Поспешила поддержать её:
— Никуда я от тебя не денусь. Ты же и сама знаешь.
— Знаю, но… — мы переплели пальцы, — тебя не хватает в последнее время.
— Мы живём в одной общаге. Куда уж чаще видеться? — я улыбнулась, а она посмотрела на меня как на идиота.
— Я не о том, — отпустила мою руку и отсела на край кровати, намереваясь куда-то уйти. И выглядела при этом такой несчастной, такой замученной и непонятой, что я сразу разозлилась.
— Да, блин, надоела! Что с тобой?!
Она вздрогнула и удивлённо на меня посмотрела, явно не понимая, с чего я так на неё кричу.
— Со мной — что?
— Может, хватит изображать вселенскую мученицу?!
— Я изображаю?!
— Ну не я же! Что? Слабо прямо всё сказать?
— Э… ну… — она вдруг смутилась, опустила голову так, что волосы закрыли большую часть лица, а потом резко вскинулась и зло посмотрела:
— Да! Слабо!
— И почему же?!
Наверное, зря я это спросила. Потому что на меня тут же посыпались обвинения, в беспорядке. Такое чувство, что она просто вспоминала всё то, что накипело:
Пристально вглядываясь в себя, в прошлое и настоящее своей семьи, Йонатан Лехави пытается понять причину выпавших на его долю тяжелых испытаний. Подающий надежды в ешиве, он, боясь груза ответственности, бросает обучение и стремится к тихой семейной жизни, хочет стать незаметным. Однако события развиваются помимо его воли, и раз за разом Йонатан оказывается перед новым выбором, пока жизнь, по сути, не возвращает его туда, откуда он когда-то ушел. «Необходимо быть в движении и всегда спрашивать себя, чего ищет душа, чего хочет время, чего хочет Всевышний», — сказал в одном из интервью Эльханан Нир.
Михаил Ганичев — имя новое в нашей литературе. Его судьба, отразившаяся в повести «Пробуждение», тесно связана с Череповецким металлургическим комбинатом, где он до сих пор работает начальником цеха. Боль за родную русскую землю, за нелегкую жизнь земляков — таков главный лейтмотив произведений писателя с Вологодчины.
Одна из лучших книг года по версии Time и The Washington Post.От автора международного бестселлера «Жена тигра».Пронзительный роман о Диком Западе конца XIX-го века и его призраках.В диких, засушливых землях Аризоны на пороге ХХ века сплетаются две необычных судьбы. Нора уже давно живет в пустыне с мужем и сыновьями и знает об этом суровом крае практически все. Она обладает недюжинной волей и энергией и испугать ее непросто. Однако по стечению обстоятельств она осталась в доме почти без воды с Тоби, ее младшим ребенком.
В сборник вошли рассказы разных лет и жанров. Одни проросли из воспоминаний и дневниковых записей. Другие — проявленные негативы под названием «Жизнь других». Третьи пришли из ниоткуда, прилетели и плюхнулись на листы, как вернувшиеся домой перелетные птицы. Часть рассказов — горькие таблетки, лучше, принимать по одной. Рассказы сборника, как страницы фотоальбома поведают о детстве, взрослении и дружбе, путешествиях и море, испытаниях и потерях. О вере, надежде и о любви во всех ее проявлениях.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.