Естественные эксперименты в истории - [79]

Первое важное наблюдение здесь следующее: французы выбирали территории для захвата не по экономическим преимуществам или особенностям, а исходя из их военного или геополитического значения. Например, Майкл Роу отмечает, что Королевство Вестфалия — государство-сателлит, созданное Наполеоном в северной Германии, — служило для французов стратегическим опорным пунктом, и Брендан Симмс высказывает аналогичные соображения[355]. Кроме того, хотя Наполеону удалось заключить союз с южными немецкими государствами — Баварией, Вюртембергом и Баденом, но северные — Ганновер (династически связанный с Британией), Гессен-Кассель и Брюнсвик — продолжали относиться к нему неумолимо враждебно. Таким образом, исторические свидетельства не поддерживают предположение о том, что части Германии, завоеванные французами, были отобраны как наиболее многообещающие с точки зрения экономического роста. Это самое важное условие, необходимое для того, чтобы нашу интерпретацию графика на рис. 7.1 можно было считать правомерной.

После окончательного поражения Наполеона и его ссылки на остров Святой Елены представители европейских держав встретились в Вене, чтобы принять решение о послевоенном урегулировании. Что касается Германии, исход соглашения по большей части определило довоенное состояние Рейнбунда. В конечном счете в результате мира 1815 года возник Германский союз тридцати восьми суверенных государств, и значительно расширившиеся при Наполеоне государства, такие как Бавария, Баден и Вюртемберг, сохранили свои завоеванные территории. Одним из самых остро стоявших был вопрос о том, что причитается Пруссии[356]. В феврале 1813 года Пруссия и Россия подписали Калишский договор, по которому Россия забирала Польшу, а Пруссия — Саксонию. Хотя переговорные позиции Саксонии в Вене были значительно ослаблены тем, что она оставалась в союзе с Наполеоном гораздо дольше, чем другие германские государства, позиции Пруссии тоже были не особенно убедительными[357]. После поражения при Йене она играла в войне против Франции и победе над ней относительно скромную роль. Территориальные претензии Пруссии основывались на желании присоединить к себе близлежащие земли — именно поэтому ее и привлекала Саксония.

В итоге Пруссия не добилась в Вене желаемого. Ей отдали 60 % территории Саксонии, но лишь 40 % ее населения. Кроме того, Пруссия получила обширные территории в той части Германии, которая в свое время была оккупирована Францией, в том числе бо́льшую часть Рейнланда и бывшего Королевства Вестфалии. Как утверждает Джеймс Шиэн, рейнские и вестфальские земли были приняты пруссаками с некоторой неохотой в качестве компенсации за не оправдавшиеся надежды по поводу Саксонии[358]. Алан Дж. П. Тейлор отмечает, что земли на левом берегу Рейна

не были заманчивым предложением: стратегически уязвимые для французского вторжения… эти земли, по странной случайности, оказались в составе Пруссии, что было крайне нежелательным исходом как для них самих, так и для Фридриха Вильгельма III… На Пруссию, таким образом, были возложены обязательства по защите Рейна от французов, и она приняла их крайне неохотно; это была, так сказать, шутка, которую великие державы сыграли с самой слабой из своего круга[359].

В связи с новым определением экспериментальной группы, использованным на рисунке 7.2, очень важно следующее: нет никаких доказательств того, что Пруссия получила или пыталась получить в свое владение какие-либо части Германии, которые казались ей обладающими большим потенциалом с точки зрения экономического роста.

Наконец, Пруссия хоть и провела после 1807 года масштабные реформы, но почти не вносила изменений в институциональный режим, созданный французами на западе Германии[360]. Вот как обобщает ситуацию Герберт Фишер:

Аграрные реформы эпохи Революции, Консульства и Империи едва ли имели время полностью проявиться где-либо, кроме рейнских провинций. <…> В самом деле, за исключением одного обстоятельства, которое само по себе связано с успехом Наполеона, нет никаких сомнений в том, что французское управление было бы по всей Германии свергнуто. <…> Этим обстоятельством было прусское аграрное законодательство Штейна и Гарденберга. <…> Реформы этих двух государственных деятелей стали первым ударом по системе, которую защищала одна из самых жестких и упрямых аристократий в Европе. <…> Если бы Пруссия не взяла в свои руки реформу собственной системы землепользования, у любого французского порядка было бы мало шансов выстоять. А вышло так, что в 1815 году Пруссия получила Герцогство Позен, Герцогство Берг и часть Рейнланда, и прусскому правительству хватило сил игнорировать призывы дворянства к восстановлению феодального строя. В этих провинциях <…> стрелки часов не стали переводить назад[361].

Эти свидетельства предполагают, что экономические характеристики территорий не играли никакой роли при определении того, какие регионы Пруссия получит в Вене. Кроме того, Пруссия не стала специальным образом отменять институциональные реформы, внедренные французами. Наоборот, поскольку она сама начала масштабные перемены, а также потому, что ей пришлось контролировать эти новые территории — а отмена французских реформ означала бы усиление власти местного дворянства, — прусские власти не тронули эти реформы