Естественные эксперименты в истории - [74]
Но если от крупных землевладельцев редко приходится ожидать серьезных улучшений, то меньше всего можно ожидать их в тех случаях, когда работниками у них служат рабы. <…> Такой вид рабства еще держится в России, Польше, Венгрии, Богемии, Моравии и других областях Германии. Только в западных и юго-западных регионах Европы он постепенно был совсем упразднен[326].
В конце XVIII века, когда Адам Смит создавал свой труд, между западом и востоком Европы уже возникли значительные различия в благосостоянии. По мере продвижения на восток уровень жизни снижался и одновременно увеличивалась распространенность феодальных институтов. Дольше всего феодализм держался в Восточной Европе, которая была самой экономически отсталой частью континента[327]. На другом конце спектра находились две наиболее динамичные экономики Нового времени — Нидерланды и Англия. Из всех европейских стран Нидерланды, пожалуй, меньше всего подверглись влиянию таких феодальных институтов, как крепостное право, гильдии там были слабыми, а с угрозой абсолютизма покончила Нидерландская революция 1570-х годов[328]. Англия стала первой страной, в которой рухнули институты старого порядка. Крепостное право исчезло к 1500 году, гильдии утратили свою власть в XVI и XVII веках, церковные земли были секуляризованы и проданы Генрихом VIII в 1530-х, гражданская война и Славная революция положили конец монополиям и королевскому абсолютизму, а общепринятое представление о равенстве перед законом сформировалось, самое позднее, в начале XVIII века[329].
Доказывают ли эти факты, связывающие ранний крах старого порядка и феодальных институтов с ростом капиталистических рыночных экономик, что такие институты действительно замедляли или сдерживали экономический прогресс? Сделать окончательный вывод сложно по меньшей мере по двум причинам. Во-первых, несмотря на то что падение старого порядка и улучшение экономического положения часто следуют рука об руку, эта корреляция может на самом деле быть результатом обратной причинно-следственной связи. Вполне возможно, что прогресс капитализма является причиной упадка феодализма, а не наоборот. Например, ученые более раннего поколения, такие как Анри Пиренн, утверждали, что именно расширение торговых отношений и развитие коммерции в обществе — которые Майкл М. Постан назвал «прогрессом экономики денег» — как раз и объясняют распад феодальных институтов[330].
Во-вторых, существует также проблема смещения опущенной переменной, при котором как упадок старого порядка, так и взлет экономического благосостояния являются результатом иных событий или социальных процессов. Решение о реформировании тех или иных экономических институтов или отказ от их введения — это коллективное решение общества, и это решение само по себе зависит от еще каких-то факторов. Например, может оказаться, что географическое положение или культура Англии породили в стране в период позднего Средневековья особый потенциал для экономического развития и таким образом определили путь эволюции феодальных институтов. Возможно, феодализм просто стал неуместен в модернизирующемся обществе и отмер, не сыграв никакой важной роли в экономическом прогрессе.
Интересная иллюстрация смещения опущенной переменной именно в таком контексте обсуждается Вебером в его «Протестантской этике и духе капитализма». В начале нового времени в Англии наблюдалась как наиболее динамичная экономика, так и одна из самых свободных и наименее абсолютистских политических систем в Европе. Следуя за Дугласом Нортом и Барри Вайнгастом[331], можно было бы заявить, что такая экономическая ситуация была прямым следствием политических новаций, однако Вебер опроверг это предположение, заметив:
Монтескье говорит («Esprit des Lois», книга XX, глава 7) об англичанах, что они «дальше всех народов мира продвинулись в трех важных вещах: в благочестии, в торговле и в свободе». Разве не может быть, что их коммерческий успех и введение поощряющих свободу личности политических институтов каким-то образом связаны с этим самым благочестием, которое Монтескье им приписывает?
