Естественное убийство. Виноватые - [44]

Маргарита Павловна сползла на пол и зарыдала, опрокинув лицо в сложенные ладони.

С чёрно-белой зернистой фотографии на Всеволода Алексеевича смотрел Павел Левентов. И этот Павел Левентов был вот каков: это невысокий, крепкий, просоленный и просмолённый грек… У него бычачья шея, тём-ный цвет лица, курчавые чёрные волосы, усы, бритый подбородок квадратной формы, с животным угибом посередине – подбородок, говорящий о страшной воле и большой жестокости, тонкие, твёрдые, энергично опускающиеся углами вниз губы.

Всеволод Алексеевич Северный вспомнил один из дней сентября 1991 года, когда он был вызван на труп молодого мужчины в одной из подмосковных деревенек. Причина смерти по тем временам была крайне заурядная – огнестрел. Следователь Сашка Шекерханов, не удовлетворившись полученным протоколом вскрытия, вызвал Севу Северного в затрапезную рюмочную поговорить.

Именно благодаря Куприну с его Юрой Паратино из балаклавской повести «Листригоны» не стёрся из памяти Всеволода Алексеевича Северного неопознанный «висячий» труп, как стирались сотни других. От упомянутого за разговором в рюмочной купринского Юры Паратино фотографического Павла Левентова отличала разве что юность. Всеволод Алексеевич видел брата Маргариты Павловны в более солидном возрасте. Но, увы, уже мёртвым.

Всеволод Алексеевич погладил Маргариту Павловну по голове. Она всхлипнула, как маленькая девочка, и затихла. Он встал, подошёл к бару, налил рюмку коньяку. Присел на корточки рядом с хозяйкой.

– Выпейте, Маргарита Павловна.

– За упокой? – подняла она на него заплаканные глаза.

– За упокой, – кивнул он.

Маргарита Павловна послушно опустошила рюмку до дна.

– Спасибо, Всеволод Алексеевич. Вот поговорила с вами – и вроде легче.

– Вы позволите сегодня собрать всю вашу родню в банкетном зале?

– Да, конечно. Но зачем?

– Люблю, когда люди, – Северный недолго помолчал, подбирая нужное слово. – Когда люди разговаривают.

– Господи! – вдруг вскрикнула Маргарита Павловна и вскочила с кресла. – Наверное, это неважно, но… Я даже не сказала об этом следователю! Хотя разве это может быть важно? Это же такая мелочь!

– Что, Маргарита Павловна? Важна любая мелочь, любое действие, любое слово. Что вы не сказали следователю?

– Вася вчера утром у меня двадцать тысяч гривен попросил. Какой-то его дружок-капитан, катавший на ялике отдыхающих, решил уйти на покой. И Вася у него тот ялик купить хотел. Мол, сколько можно ту рыбу покупать, я бы сам тебе ту рыбу ловил. Он вчера вечером или сегодня утром эти двадцать тысяч гривен должен был этому капитану отдать.

– Отдал?

– Не знаю…

– А этот капитан был на юбилее?

– Нет. Мы неблизко знакомы. Вася с ним выпивал в несезон.

– Звоните капитану!

– Да я даже номера его не знаю. Может, Фёдоровна знает? Она в курсе всех Васиных дел была. Мне как-то некогда, а они с Васей сильно дружили. Сидят, бывало, зимними вечерами… – Маргарита Павловна всхлипнула. – Нет, никто не будет убивать человека из-за двадцати тысяч гривен.

– Из-за каких сумм могут убить?

– Я не знаю, – растерянно посмотрела хозяйка гостевого дома на своего любимого постояльца. – Разве из-за денег можно убить?

– Можно, – утвердительно кивнул Северный. – И дело вовсе не в сумме, моя дорогая. Вы смогли бы стать убийцей из-за двадцати миллионов долларов? А из-за миллиарда?

– Нет, конечно, бог с вами! – Маргарита Павловна перекрестилась.

– Разумеется. Так что дело не в сумме, а в психологии убийцы. В психике, в душе, если вам угодно… Но это всё лирика. Деньги на месте?

– Я Василию Николаевичу отдала их, а куда он их мог положить, я даже не знаю…

– Это, я полагаю, мы быстро выясним.

Глава одиннадцатая

– Как же так? Как же так? – причитала Светлана Павловна. – Кому понадобилось убивать нашего милого, тихого Василия Николаевича?!

– Света, ты терпеть не могла отца! – тихо прошипел Алексей Васильевич. Глаза у него были красные.

Лизанька хмыкнула. Внук Сашка прошипел:

– Дура!

Пётр Павлович дал внучатому племяннику подзатыльник. Фёдоровна лишь шумно вздохнула. «Дура» никак не отреагировала на выпад пасынка и сказала в никуда:

– Я думала, моя драгоценная свекровь жизни себя лишит или хотя бы с ума сойдёт, потеряв своего никчемного супруга, а она даже не слишком-то и расстроилась.

– У людей разные ментально-эмоциональные реакции на горе, – спокойно сказал Северный, пристально глядя на Лизаньку. – Вы когда-нибудь теряли близкого человека?

– Теряла! – вызверилась Лизанька и, ещё раз хмыкнув, отвернулась, не удостоив Всеволода Алексеевича более развёрнутым ответом.

– Екатерина Фёдоровна, не сварите нам кофе? – попросил кухарку Северный.

– С удовольствием! – радостно вскочила та и с благодарностью посмотрела на любимого постояльца Маргариты Павловны.

Чувствовалось, что Фёдоровне ох как в тягость сидеть здесь без дела.

Всеволод Алексеевич осмотрел собравшуюся публику, попытался примерить на них ситуацию «человека убили» – и не просто человека, а мужа, отца, деда, деверя и кого ещё там в родственной иерархии… Нет, они все не слишком этому соответствовали. Как будто Василий Николаевич ни для кого из них не был… важным. По волнистому попугайчику больше скорбят, по сломанному ногтю и разбитому автомобилю. Или то их похмелье со вчерашнего банкета ещё не отпустило? Кого? И десятилетнего внука мучает гидроцефально-ликворный синдром? Дед с ним в шахматы постоянно играл. Все ведут себя так, как будто Василий Николаевич не был живым человеком, близким и родным. Как будто кусок плитки от стены отвалился. Ну, досадная неприятность, не более. Проблемы хозяйки, а вовсе не гостей, причём проблемы скорее административного плана. Логистика похорон. Именно такое создавалось впечатление. Как будто все они тут – гости. Ну на то он и гостевой дом. Возможно, что их измучили чрезмерно ретивый лейтенант, опытный иезуит Шекерханов и все эти оперативно-следственные мероприятия. Или фенозепаму им всем вкатали по солидной дозе. Ну, кроме Светланы Павловны, ну да та просто склонна к театральным эффектам. А так-то понятно, что «скорбит» она по Василию Павловичу ничуть не больше, чем по убиенной мухе.