Эстер - [25]

Мы беседовали до вечера, а когда появился Мухитдин, как раз и плов сварился…

После ужина доктор позвал меня на кухню:

– Маме лекарство сейчас делать будем… – Он показал мне комок какого-то вещества, похожего на воск или пластилин темного цвета. – Прополис. Самый сильный природный антибиотик… – Взяв пиалу, Мухитдин настругал в нее ножичком прополис, сверху положил сливочного масла, все это высыпал в сковороду, поставил на огонь…

– Масло увеличивает силу прополиса в пятнадцать раз, – объяснил он мне, помешивая лекарство. – Маминым легким – большая помощь!

Через несколько минут дымящийся, тёмно-коричневый состав был снова перелит в пиалу.

– Скоро застынет… Давай маме три раза в день по чайной ложке. Закончится – приготовишь новый. – Он поставил кусок прополиса на стол. – Завтра пусть отдыхает и лечится, лечится, лечится – вот еще трава новая. А вечером – приду послушаю.

Мы договорились, что я с утра буду в Центре на занятиях Мухитдина с учениками – и гости наши (если их можно назвать гостями) уехали.

Вечер принес нам неожиданную радость. Прослушав мамин пульс, доктор улыбнулся почти прежней своей улыбкой.

– Вам лучше, Эся-апа! – воскликнул он. – Я знаю, что вам лучше! Вот какие лекарства я вам дал, а? – И он торжественно поднял указательный палец.

Мухитдин был обычно очень сдержан и уж нисколько не хвастлив. Только настоящая радость могла заставить его произнести такой монолог.

– Как… Неужели вы… Неужели уже заметна разница? – спросил я, и радуясь, и боясь поверить.

Мухитдин кивнул головой.

– Если выбор лечения точен, то уже после трех приемов травы начинается улучшение, пульс меняет колебания. – Он похлопал меня по руке. – Слава богу, уже чуть-чуть лучше…

Мама пожала плечами.

– Я знаю, что со мной все в порядке. А вот Валеру когда начнете лечить?

Глава 15. Устоз

Я проснулся, когда рассвет еще чуть брезжил: нужно было до ухода в Центр приготовить маме завтрак и заварить травы.

Утро было неспокойное – стоя у плиты на веранде я слышал, как завывает и ударяет в стекла ветер. Но солнце всходило на ясном небосводе. Багровое полушарие пылало над горизонтом, с каждым мгновением поднимаясь все выше и превращаясь в золотой шар. А по городским улицам уже сновали машины, и где-то за городской чертой сквозь утреннюю дымку можно было разглядеть трактора, медленно движущиеся по полям. Над каждым из них поднимались плотные клубы дыма – трактора были старые, дизельные, с трубами на капотах…

Мама все еще спала, когда я, накрыв на стол, отправился в Центр… Собственно, Центра, вернее, самого здания, где он прежде находился, в тот момент уже не существовало: здание было разобрано по кирпичикам. Эти кирпичики – тысячи аккуратно сложенных бежевых прямоугольников – лежали тут же, во дворе, где уже строилось новое здание. А прием больных и занятия с учениками происходили во временном помещении. Это был дом тесный и не очень удобный, но зато на том же дворе…

Меня не удивило, что слово «стройка» то и дело раздавалось в группе учеников до начала занятий. Но когда Тимур, хорошо знакомый мне ученик доктора, с которым мы не успели перед уроком закончить разговор, сказал мне: «Ладно, договорим на стройке» – я удивился, вернее, не понял. Я-то, конечно, собирался заглянуть на стройку, но с доктором, а не с Тимуром. При чем здесь он?

В семь тридцать начались занятия. Около пятнадцати человек уселись за три стола, стоящие полукругом. Зашелестели страницы книг и тетрадей. Почти совсем как в школе… Правда, нет здесь доски. Да и ученики – люди вполне взрослые и за плечами у многих большой жизненный опыт.

Вот Махмуджон, бывший хирург. Уже пять лет он изучает восточную медицину – и пройдет еще не меньше пяти лет, пока не закончит курса. Возможно, тогда он откроет собственную клинику. А пока семья Махмуджона, его жена и четверо детей, живущие за сотни километров от Намангана, терпеливо ждут возвращения мужа и отца…

Его сосед по парте, Икрамджон Усманов, в молодости – сейчас ему под пятьдесят – был биологом. Лет пятнадцать назад тяжело заболел и стал пациентом Мухитдина. А, вылечившись, превратился в его ученика. Первого, между прочим… Сейчас уже и сам, продолжая учиться, принимает пациентов.

…Первым звуком, который я услышал на уроке, был мелодичный перезвон пиал. Сидя за своим столом перед аудиторией и, как обычно, чуть улыбаясь, табиб разливал по пиалам душистый чай. Так, за чаем, и завязался неторопливый разговор – обсуждение темы, которая начата была накануне: черная желчь – савдо – в свете восточной и современной медицины.

Так как самым неподготовленным из присутствующих на собеседовании был я, мне нелегко дать ему оценку. Могу только сказать о своих впечатлениях: мне было очень интересно, я понял, насколько тема этого занятия важна вообще – и для меня в частности. Ведь речь, по сути дела, шла о взглядах восточной медицины на зарождение раковой клетки…

Тут мне придется ненадолго прервать рассказ о том, как шли занятия и вернуться к воззрениям Ибн Сины и других ученых-медиков его школы.

Любая живая клетка имеет четыре основных функции: она может захватывать, удерживать, впитывать и отторгать. Клетка осуществляет эти функции благодаря сокам, тем самым четырем сокам, которые вместе образуют зрелую кровь. Соки же, утверждает восточная медицина, образуются в организме человека из съедаемой им пищи. Когда пища переваривается первично, она превращается в хилус – текучее вещество, похожее мягкостью и белизной на густой отвар ячменя. Из желудка и кишок хилус по сосудам брыжейки и, далее, по воротной вене устремляется к печени. А уже там, благодаря разной температуре в различных клетках печени, хилус постепенно и последовательно преобразуется в четыре сока – четыре составных части зрелой крови. Из жидкой части хилуса первоначально образуется слизь, которая, созревая, образует ещё не полноценную кровь. Густая часть хилуса образует естественное сафро (желтую желчь), которое, частично созревая, рождает естественное савдо (черную желчь).