Эстер Уотерс - [122]

— А ну, пошел отсюда, — сказал он, перепрыгивая через стойку, — чтоб духу твоего здесь не было.

Чарльз, как тигр, перемахнул через стойку следом за хозяином, они вдвоем вышвырнули пьяницу за дверь.

— Он никого не хотел обидеть, — сказал один из его дружков. — Завтра притащится снова и будет просить у вас извинения за свои слова.

— Не нужны мне его извинения, — сказал Уильям. — А обзывать меня жуликом я никому не позволю… Заберите своего приятеля и смотрите, чтобы он больше не попадался мне на глаза.

Внезапно лицо Уильяма побелело. Он мучительно закашлялся и облокотился о стойку; этот высокий крепкий мужчина, казалось, вдруг совсем ослаб. Эстер увела его в гостиную, оставив Чарльза обслуживать посетителей. Эстер присела возле мужа и взяла его руку — рука дрожала, как сухой лист на ветру. Вошел мистер Блейми и спросил, можно ли принять ставку от одного молодого человека из учителей: тридцать шиллингов, десять к трем на фаворита. Эстер заявила, что сегодня Уильям не будет больше заниматься клиентами. Через десять минут мистер Блейми появился снова и сообщил, что в зале целая куча жаждущих сделать ставки. Неужто ни от кого не принимать?

— Ты их всех хорошо знаешь? — спросил Уильям.

— Да, вроде так, хозяин.

— Гляди, не связывайся ни с кем, кого не знаешь. Мне совсем худо, даже язык не ворочается.

— Лучше бы спровадить их всех отсюда, — сказала Эстер.

— Так они ж переметнутся к кому-нибудь другому.

— И пусть. Они знают, что тут без обмана, и прибегут обратно.

— Ну, я не так уж в этом уверен, — чуть слышно прошептал Уильям. — Ты только поосторожней, Тедди, и все, думается мне, будет в порядке.

— Конечно, хозяин, зарываться не стану.

XXXVII

Как-то раз после полудня в пивную «Королевская голова» заглянул Фред Парсонс. На нем была куртка и фуражка Армии спасения. Его теперь уже величали «капитан Парсонс». В зале было пусто, в эти часы торговля замирала. Утренние клиенты, сделав свои ставки, разбрелись кто куда, и Уильям пошел прогуляться, зная, что новая волна посетителей нахлынет не раньше вечера, когда выйдет «Ивнинг стандард». В доме оставались только Эстер и мальчишка-подручный. Мальчишка подметал двор, а Эстер шила, сидя в гостиной. Услыхав шаги, она вышла в зал. Увидев ее, Фред растерялся; он явно был обескуражен.

— Ваш супруг дома? — спросил Фред. — Я бы хотел побеседовать с ним.

— Нет, муж ушел. Вернется через час, не раньше. Что ему передать?

Эстер хотела было спросить: «Как ты поживешь?» — но Фред держался так чопорно и голос его звучал так сухо, что она воздержалась от вопроса. Однако, по-видимому, это первое побуждение достаточно живо отразилось на ее лице, потому что внезапно в поведении Фреда произошла перемена. Испустив глубокий вздох, он меланхолично провел рукой по лбу, словно отгоняя какую-то невольно возникшую мысль, и сказал:

— Что ж, пожалуй, я могу изложить свое дело и тебе. Думал поговорить с твоим мужем, но, быть может, тебе я даже лучше сумею все объяснить. Речь идет об игре, которая тут у вас ведется. Мы намерены положить этому конец. Вот это я и хотел сообщить ему. С игрой надо кончать. Ни один уважающий себя человек… Короче говоря, так продолжаться не может.

Эстер молчала. Ничего не отразилось на ее суровом, хмуром лице. Фред же пришел в крайнее волнение. Руки у него беспокойно двигались, слова застревали в горле. Эстер подняла на него ясный взор. Маленькие бесцветные глазки Фреда убежали в сторону.

— Я пришел предупредить, — сказал он, — что мы прибегнем к помощи закона… Это очень мучительная обязанность для меня, но что-то предпринять необходимо. Весь наш приход отравлен этой заразой…

Эстер по-прежнему ничего не отвечала, и Фред спросил:

— Почему ты молчишь, Эстер?

— А что я могу сказать? Вы, значит, собираетесь натравить на нас полицию. Помешать вам я не могу. А слова твои я мужу передам.

— Это очень серьезный вопрос, Эстер. — Фред наконец овладел своим голосом и теперь говорил твердо, решительно. — Если мы добьемся постановления, вас не только подвергнут крупному штрафу за подпольное букмекерство, но и лишат патента. Мы же требуем от вас только одного: прикройте игру… Нет! — воскликнул он, прерывая ее возражения. — Не нужно отрицать, это совершенно бесполезно, нам известно все. Игра на скачках деморализовала весь приход. Никто ни о чем больше не думает, все только и делают, что собирают сведения о лошадях. Днем скачки, а вечером все ждут газет с последним скаковым бюллетенем. Ты сама не понимаешь, какой вред вы приносите людям. Что ни день, мы узнаем о каком-нибудь новом несчастье: разоряются целые семьи, матери попадают в работный дом, дочери — на панель, отцы — в тюрьму, а причина всему одна — игра на скачках. Ах, Эстер, это ужасно! Подумай о том, сколько зла вы приносите людям.

Звонким фальцетом Фред Парсонс яростно бичевал ненавистный порок. Высокий, выпуклый лоб его был грозно нахмурен, близорукие глаза выражали отвращение и страх.

Внезапно он осекся и с тревогой и недоумением поглядел на Эстер. Она все так же молча смотрела на него, и он спросил:

— Почему ты ничего не отвечаешь, Эстер?

— А что я могу тебе ответить?