Есть у меня земля - [88]

Шрифт
Интервал

— У нас и танцульки на мосту бывают по теплым вечерам, — подзадорил молодых Анкиндин Мишагин. Видали, мол, вдалеке от райцентра, а не отстаем — на мосту танцуем, коль нет настоящей площадки. Алексей знал, здесь через Исеть после большой воды перекидывали мосток-времянку. Два района он соединял. Районы разные, а дела ведь на этой земле общие, потому и мост заводили по весне, невеликий, шириной в одну телегу, но все ж мост-переправу. Вброд ведь не сунешься с поклажей, а тем более на подводе.

Знал Алексей также и то, что не очень беззаботно проходят деревенские танцы на мосту: разные деревни, разные характеры. А тут сталкиваются. Ревность, страсти по-настоящему разгораются, коль есть для того повод. А нет повода, того больше — отыщут его забияки. «Ты пошто, паря, с нашенской девкой третий танец вьешь?» — «Дак ведь, кореш, не убудет ее, вашей Нюси, коль я прошелся с ней в танге!» — «Нет, паря, ты закидоны не строй, у нас своих женихов в достатке, огороды можно городить, и мы нашинских на сторону не отпускам!»— «Дак и привязали бы их, неча тогда на мост приводить! И какие у вас женихи — все сплошь некулястые!» — «А у ваших, у кажного, один глаз соломой заткнут!» И пошло, и поехало, только держись! В границу тогда мост превращался, словно по одну сторону одно государство, по другую — другое. Иногда и сжигали даже мост. Правда, на следующий день тут же возводили, но так страсти накалялись — до огня.

Знал такое Алексей по рассказам школьных друзей. Класс, в котором он учился, был составлен из выпускников местных семилеток. Класс «Д» его называли. Класс «А», набранный сплошь из райцентровских, дразнил; «Тетка Демня-я-я из дерёвня!» Точно сам был городским. Класс «Д» не выскакивал вперед, но и назад школу не тянул. Трудно шел, но весомо. Зато, когда надо было что-то строить в школе, мастеров искали в «дэковцах»: тут тебе и плотники, и печники, и стекольщики — прямо артель старательская, на любую работу находился человек, да не просто человек, а мастер, хоть и было этому мастеру от горшка три вершка.

— Так мы решили, дядя Анкиндин, — проговорил Алексей. — Остановимся пока у вас, а потом видно будет. — И посмотрел на Тоню. Анкиндин тоже взглянул на девушку. «Да, решили», — кивком головы подтвердила та.

Анкиндин Мишагин сразу засуетился. Так бывает с человеком, который наскучился в одиночестве — Одинушка стояла все-таки на расстоянии от больших дорог.

— Моей старухи дома нету, к свояченице она за реку упорола, дак я сам вас буду потчевать…

— Ничего не нужно, — попробовал его остановить Алексей, — мы только мотоцикл в вашу оградку поставим.

— А я ничего и не думаю, токо чаем вас напою.

«Чай» обернулся настоящим обедом, с окрошкой, медом, солеными грибками и домашней настойкой, которую Анкиндин Мишагин почему-то называл «мотором». До того было хорошо в спокойной хатенке приветливого пасечника, что Алексею показалось: а ведь эта земля, отцовская земля, она и сильна своим спокойствием. Сколько на ней отшумело событий, а она осталась такой, вечной от своей силы и доброты.

Анкиндин Мишагин, оставив дом в распоряжение своих новых знакомых, ушел на пасеку: «По пути «морды» посмотрю, может, попадется окунь с ершом. Из окунька да ершика само наилучшая ушица выходит, еж-ли в этом деле смыслить».



На мосту, что перехватывал Исеть поподнизу Одинушки, начинались танцы.

— Как ты думаешь? — спросил Алексей Тоню. — Пойдем?

— А если меня кто-то пригласит танцевать, что мне делать?

— Задай вопрос полегче.

На мосту они появились в тот момент, когда после обыкновеннейшего «робя, наших невест обижают» стенка правого берега стояла против стенки левобережной. Сами «невесты» таились за стенками, почти на берегу, и с нетерпением ждали, как же будет «оформлена» сегодняшняя обида. Может, и обиды не было никакой, но коль прозвучал клич, то гармошка сразу замолкла и все танцующие разделились на два лагеря.

Неласково, враждебно смотрели стенки друг на друга. По мелочи разгорелся спор, не хотелось портить вечер, свертывать танцы, расходиться по домам из-за пустяка, но коль разделил клич мост на две половины, тут хорошего не жди. Если без драки, то со свистом разбойничьим разойдутся по берегам — это обязательно. И каждая сторона на своем берегу продолжит танцы, если удастся уговорить разобиженных скандалом гармонистов.

Алексей вошел в узкий коридорчик, оставленный стенками для «сурьезного разговору».

— Ребята, — сказал Алексей, — не надо ссориться: у нас с Тоней завтра свадьба.

Шепоток пронесся по стенкам: чудит парень!

— Точно, — сказал Алексей, чувствуя, что не верят ему разгоряченные предыдущим спором противники. — Тоня!

В «ничейную полосу» вошла Тоня.

— Свадьба, — тихо подтвердила слова Алексея Тоня.

— Давайте танцевать, ребята! — снова предложил Алексей и пригласил Тоню, хотя два гармониста, левобережный и правобережный, держали свои гармони под мышками.

И вальс не очень умел танцевать Алексей, а тут вдруг вышло. Вспомнил он нехитрую науку вальса — танцуй по углам квадрата. Без музыки получился у него с Тоней вальс, да так, словно он всю жизнь только тем и занимался, что выписывал ногами кренделя «по квадрату». Завидя такое дело — танец без музыки — засовестились гармонисты, поснимали хромки с ремней и вошли согласно — левобережный и правобережный — в подыгрыш танцорам. Решив, что все уладилось, подтянулись и тылы стенок — девушки. А коль рядом девчата, то и язык не заикается о споре. Разом начались танцы: «свои» приглашали «чужих», «чужие» — «своих». И размолвки как не бывало. Словно не для драки расходились, а так, для начала вот этого нового танца. После вальса, как и бывало в прежние времена, левобережный гармонист зарядил «фокс», а его коллега, правобережный, начал подбирать танго, чтобы сменить приятеля, как только тот устанет — танцы на мосту шли под две гармони «до упаду», без перерывов, чуть не до зари.


Еще от автора Альберт Харлампиевич Усольцев
Светлые поляны

Не вернулся с поля боя Великой Отечественной войны отец главного героя Виктора Черемухи. Не пришли домой миллионы отцов. Но на земле остались их сыновья. Рано повзрослевшее поколение принимает на свои плечи заботы о земле, о хлебе. Неразрывная связь и преемственность поколений — вот главная тема новой повести А. Усольцева «Светлые поляны».


Рекомендуем почитать
Дни испытаний

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.