Есть у меня земля - [7]

«Само собой понятно, — говорил на завалинке Шишигин Анисиму Марковских, — ежели почтальонка не сочиняет, то слово «круиз» означает путешествие с оглядкой разных интересных мест. И пирамиду Хеопса увидишь. И развалины Древнего Рима! Я что… Я всю жизнь при реке да деревянном мосту… Их, поди, и на карте самой подробной нету-ка! А сын — вокруг Европы! Опять же — к пирамидке Хеопса и развалинам Древнего Рима!»

Артем не замешкался с ответом. Писал, что перевод получил, сердечно благодарит, но на день рождения, вероятно, приехать не сможет — надо оформлять выездные визы. «Виза», «круиз»… Слова эти для сельчан были значительными. В очереди в деревенской лавке Шишигин произносил их с гордостью и громко. Селяне сразу как-то замолкали — неудобно рядом с такими ставить свои о каких-то там яловой ярушке или поросенке.

Дважды Шишигина пропустили без очереди.

Пришло письмо и от старшего сына, Тимофея. Он сообщал, что наконец-то получил место в дачном кооперативе. Начинает строиться.

«Само собой понятно, — опять рассуждал Шишигин с Анисимом Марковских, — Тимофей большой мастак по железякам, начальник цеха на большом заводе, а топор держать не умеет. Наймовать придется строителей. А наемные-то ныне берут будь здоров!»

Продал Анисиму Марковских отремонтированный телевизор, а деревенской почтальонке — перину с двумя подушками. От телевизора, как писал Тимофей, глаза портятся, а от перины пуховой — фигура. Вырученные деньги отправил Тимофею. Пригласил и на день рождения. Тимофей ответил не скоро. Обижался — зачем деньги, они совершенно лишние. Но обратно не переслал. О дне рождения не упомянул. «Закрутился, видать, — думал Шишигин, — дачу строить — не шутка в деле». И лишь через неделю получил открытку с короткой надписью на машинке: «Милый папа! Поздравляем тебя с днем рождения! Живи, пожалуйста, еще столько же! Приехать не сможем — заливаем фундамент под дачу. С уважением — твой сын Тимофей и Люся».

Люся была женой Тимофея. Заприметил он ее еще в институте. Свадьбу там, в городе, устраивали спустя два года после окончания Тимофеем института. Ездил Шишигин на свадьбу. Поросенка-молочника купил в колхозе. Хорошенько закоптил. Чтобы справиться с тяжестью, пригласил в попутчики Анисима Марковских — отпуск как раз тому выдался. И пожалел потом, что пригласил Анисима. Свадьба Шишигину понравилась, хоть в загс и не ездили, раньше такое дело было совершено. И в фату невеста не наряжалась — какая фата, когда дочурка есть. А в остальном все культурно, стол — живой воды только на нем не было, люстра под потолком — хрустальная, ящик с музыкой играет без передышки. Сиди себе как фон-барон: официанточки и еду поставят, и пустую тарелку уберут. Куда лучше, гуляй, селянин! Анисим Марковских по-другому отнесся к свадьбе.

«Ну, братишки, из-за непогоды припоздали мы на свадьбу. Тык домой к Тимофею, а там только домработница с девчушкой в куклы играют. Вежливо так спрашивает: «Вы будете папой Тимофея Кузьмича?» — «Ага, отец я Тимошке». — «Вот на вас билет в ресторан «Сокол» выписан. Это на трамвае, третья остановка». Доехали мы. Ресторация ниче, видная. Свет в важном окне и музыка по всем этажам. Свадьба, спрашиваем, тут играется? Здесь, отвечает нам мужчина, представительный такой, с бородой. Тык мы в раздевалку, а он не пускат! Меня, в основном, не пускат. Вот, грит, билет на одно лицо выписан, одно лицо и пройдет в банкетный зал. Кузьма остолбенел: «Как, грит, одно, когда мы вдвоем приехали?» А борода все свое толкет: «Одно лицо в билете указано», — и хоть кол ему на голове теши. И меня зло взяло: «Ты, говорю, че, борода атласная, не знаешь, как в деревне свадьбы играются?! Без бумажек приходят! Свой-чужой, стакашик хлопнул, молодых поздравил, и ежли нет времени — шагай по своим делам. Не объем, не опью я тут, зачем обижаешь?» Такой, грит, порядок, приглашение требуется. Культурно-вежливо так закрывает передо мной дверь массивну. И Кузьма на дыбы: «Не пойду я один за стол!» — «Давай, говорю, Кузьма, расстелем вот у этого фикуса рушник, поросенка разрежем, самогонки я прихватил…» Тут и подошел главный распорядитель. Хорошо, грит, пропустим, но место не гарантируем второму. Это мне, значит, Анисиму Васильевичу Марковских, не гарантируют. Я че, спрашиваю, как китайский наблюдатель буду на свадьбе?! Это я-то, номенклатурная единица в районном масштабе! А-ля фуршет, спрашивает, вас устроит? Это че, интересуюсь, приставной стул? Не совсем, отвечает, но что-то в этом роде. Ладно, говорю, хоть раскладушку ставь, токо пропускай, а то закончится без нас свадьба. Вошли мы, братишки, в залу банкетну. Стол, конешно дело, мировецкий. Еды — на три дня! Да ведь набить пузо-то не главное дело на свадьбе — там играть надо! А они все говорят: за дела, за международное положение. Танцы, как в клубе, начались. Чинно — парами, потом все враз. Устали танцевать, опять за еду… Ни тысяцкого за столом, ни игры. Питье да разговоры, разговоры да питье… Вот и поднялся я со своего а-ля фуршета… Ну, говорю, мужики, по-городскому мы попраздновали, давайте теперь — по-деревенски, потому как жених наш, Тимофей Кузьмич, к деревне самое наипрямое отношение имеет. И повел я, мои братишки, по нашему… Смеху да веселья было — со всей ресторации сбежались смотреть».