Есть у меня земля - [12]

— Душа. Душа — наша мера.

Негромко ударил далекий гром. Ветер шевельнул створки.

— Ну, как оно, мужики, там по городам-то живется? — спросил Анисим Марковских, совсем было собравшийся уходить. И лишь этот как бы невзначай заданный вопрос задержал его у двери. Совсем ненамного задержал, только лишь для того, чтобы получить ответ.

— Вы кого конкретно-то спрашиваете, Анисим Васильич? — поинтересовался Тимофей.

— Конкретно-то? Всех… Вы же все сейчас городчане… Вот с тебя, Никола, и начнем, как с самого молодого.

— Хорошо по городам: день работам — два гулям! — попробовал отойти шуткой Никола.

— То-то, я смотрю, на велике и приехал, — усмехнулся Анисим Марковских.

— На мо-пе-де! Не обижайте, Анисим Васильич, техническую мысль! У меня все нормально. Звезд с неба не хватаю. Зарплата нормальная. По моим годам, конечно. Квартира будет в «самострое» в будущем году: блок из одной комнаты с кухней, гостиничного типа.

— Это жить будешь в гостинице? — ахнул Анисим Марковских.

— Да нет, нормальный дом, только проект самый дешевый — для молодоженов. Дверь сразу в общий коридор открывается.

— По-онятно. После армии-то в родную деревню почему не возвратился? — спросил Анисим Марковских. — У нас вон мастерские отгрохали, в два пролета. Не меньше твоего заводика. В зарплате нет уступки. Приварок на огороде…

— Не в «приварке» дело, Анисим Васильич, — тихо сказал Никола.

— А в чем?

— Так ведь раньше как было… Все, что поспособнее, уходили из деревни. Правдами и неправдами, а уходили. На остающихся смотрели жалостливо. «Нет головы — робь руками», — говорили. Говорили так?

— Говорили, потому как жили всяко не одинако, — согласился Анисим Васильевич. — Сейчас другое время. К работящим рукам нужна умная голова. Ты не заметил, конного двора больше в деревне не существует! Лет десять назад сказали бы мне: конник сведем за ненадобностью… Как бы я, Анисим Марковских, конных дел мастер, назвал этого человека?.. То-то!

Анисим Марковских долгие годы «конюшил». Порядочек был на его конном дворе. Первый секретарь райкома разок заехал, подивился ладному хозяйству. А вскоре Анисима Марковских и в район вызвали, предложили стать «завхозом» (так себя навеличивал Анисим Васильевич), а по-другому — конюхом при райкомовских да райисполкомовских лошадках. Не сразу согласился — фасон держал! Оговорил особое условие — повесил на дверях своей «конюховки» табличку: «А. В. Марковских, заведующий конным сектором».

— И после армии, — продолжил Никола, — из нашей роты ни один в деревню не вернулся. Билеты брали до городов, ну, край — до больших строек.

— Родства с деревней, выходит, застеснялся, — сказал Анисим Марковских. — А язык вон все еще не городской, а наш… «Край», а не в крайнем случае…

— Не стеснялся я, Анисим Васильич, напрасно вы так… Просто хотелось чего-то поискать.

— Счастья, что ли?

— Может, и так.

— А хочешь, стих прочитаю? — вдруг предложил Анисим Марковских.

— Стихотворение? Чье?

— Это не важно. Ты за сутью следи…

Счастье ищут…

Слово нынче это в моде.

Ты за счастьем в омуты нырял?

Счастье строят.

Так вот говорят в народе:

Счастье ведь никто не потерял!

Все за столом долго молчали. Правда, умение складывать частушки-припевки примечали за Анисимом Марковских давно, но чтобы стихи…

— А вы, Анисим Васильич, оказывается, еще и талант! — сказал Тимофей.

— Кто-кто?

— Талантливый человек. В районную газету бы посылали стишки.

— Посылал.

— Не печатают?

— В прозу переводят. А талант не я. Отец ваш — вот кто талант!

— Неужели? — удивленно спросил Тимофей. — Папа, ты тоже стихи составляешь?

— Куда там! — махнул рукой Шишигин. — Загибает Анисим.

— Ничего не загибаю, — с самого порога ответил Анисим Васильевич. — По делу говорю: не в строчках да песенных загогулинах талант вашего отца, а в другом… Пойду, однако, брезент принесу, тучка вертается. Прольет вас насквозь без брезента-то.

Как в воду смотрел Анисим Марковских — вернулась туча. Дождь шел всю ночь, и к утру, как говорят в здешних местах, все водой взялось. По глянцу раскисшей дороги, скользя словно по льду, прошло на выпас стадо. Пастух за стадом шагал понуро, наглухо запечатанный в серый дождевик.

Впервые не пробрался из «центра» автобус, подвозивший малышню в садик, а школьников в школу. Это было удивительным, потому что и в зимние метели, и в весеннюю распутицу автобус ходил четко — по нему даже можно было проверять часы.

Утром Шишигин поднялся рано. Подмешал квашню. Закутав ее в старенькое байковое одеяло, поставил на печь, в теплое место, чтобы тесто вытронулось. А когда тесто подошло, развел стряпню. Накрутил витушек, накатал «облитых» шанег, опустил в кипящее масло «хворост». Тимофей уважал витушки, Артем — «облитые» сметаной шаньги, а сладкоежка Никола — «хворост». Тимофей шутливо корил Люсю: «Смотри-ка, пока мы спали да потягивались, папаня мои любимые витушки состряпал». Артем удивлялся, зачем столько времени убивать на стряпню? В городской булочной сдобой прилавки завалены. «Облитых шанег в булочных нету», — сказал ему отец, и Артем согласился. Шаньги ему понравились. Артем откровенно радовался, так надоела городская стряпня. А тут настоящие шаньги!