Эссе об отце и дяде - [7]

Все проходит. Как говорил Гераклит: "Все течет, все из меня..."

Итак, рота на марше. Первый привал. "Оправиться!" Батя (он верхом):

- Курсант Мамедов (может, и не Мамедов, черт его знает), ко мне!

Тот подбегает.

- Вот что, мы сейчас отправимся к заветному кусту. Я знаю, где он. Там как сядешь, сразу все пойдет хорошо. Проверено.

- Есть, таварыш камандыр!

Отец оставляет командование ротой на своего заместителя. Отправились. Через луг и лес на те самые песчаные непахотные, тогда еще без пушек и танков. От Яресек это километров 15, то есть часа три ходу.

... Я, блуждая в этих местах, живо представлял картину: комроты на лошади, ему что. А курсант Мамед с полной выкладкой, при винтовке, скатка шинели через плечо, патронташи, сумка. А солнце высоко, припекает. Когда на полигон вышли, ноги в песке вязнут. Самое время и место горестно поразмышлять: всего-то и требовалось поднатужиться; куда меньше работы, чем теперь песок месить. И еще неизвестно сколько.

- Таварыш камандыр, скора?..

- Во-он там он. Я уже вижу.

Подошли к тому месту: пенек.

- Эх, срубили! Пошли другой искать. Во-он там должен быть еще такой.

А Мамеду уже невтерпеж:

- Таварыш камандыр, скора?.. Скора ешшо?!

Батя точно почувствовал минуту, после которой он навалит в штаны, указал на первый попавшийся чахлый кустик:

- Ага, вот он! Давай туда быстро!..

Тот, на ходу расстегиваясь, стремглав к кусту. Успел.

...................

- Ай, таварыш камандыр, как харашо! Ай, спасыба, таварыш камандыр.

- Я ж тебе говорил. Если у тебя снова что-то не так, мы сюда еще раз сгуляем. Так и исцелишься.

- Нет, таварыш камандыр, тапер все. Больше не будет.

Забрались довольно далеко от Яресек, вернулись к вечеру. Уже и рота пришла, и совещание при штабе, ежевчерний разбор занятий, началось. Батя на него опоздал. Начальник школы на него волком:

- Почему опаздываешь? То рота, то теперь вот ты!..

- Все, опозданий больше не будет... - и рассказал.

Батя умел живописать. Естественно, все командиры ржут, мычат и головами машут.

Под это взрывное "Го-го-го!", слышное из раскрытых окон, подкатывают две машины: нарком Ворошилов со свитой. Инспекционная поездка. Без оповещения. Им нужно было в другую часть дома, к комдиву - но завернули сюда. Входят. Все вскакивают. Начшколы руку под козырек, рапортует:

- Товариш Маршал Советского Союза! Проводится ежевечерний разбор занятий дивизионной школы 25-й Чапаевской дивизии!

- А что вы сейчас такое разбирали? - спрашивает нарком. - Что аж стекла дрожали.

- Да вот... доклад комроты Савченко, - и показывает.

Подставил по-товарищески. Все по стойке "смирно", молчат из последних сил, в глазах лютое любопытство: что будет дальше?..

Ворошилов поворачивается к отцу:

- И что вы такое интересное докладывали, товарищ комроты? Доложите и мне.

Это был вызов. От коллег ли чапаевцев, от маршала, от судьбы - вызов. И Савченко, отец своего сына, не мог его не принять. Каблуки сдвинуты, плечи расправлены, прямой взгляд, ладонь под козырек - военный аристократ среди военных аристократов. Четким голосом:

- Как киргиза срать водил, товарищ Маршал Советского Союза!

Ничего, обошлось. Маршал-то сам был из слесарей. Потом, когда дальше ехали, останавливались, оправлялись, сами, небось, гоготали, вспоминая про "заветный кустик".

4.

Это было в 1936-м, за которым последовал тот самый 37-й. Холуи-карикатуристы льстиво рисовали в газетах, как нарком НКВД Ежов взял страну в "ежовые рукавицы".

Отца арестовали весной 38-го.

Из рассказа "Жил-был мальчик"

"... Туманным утром однажды к ним пришли два человека. Мальчик, проснувшись и одевшись (он уже одевался сам и даже умел завязывать шнурки ботинок на бант), не понимал, почему тихо плакала мама, почему жались в уголок сестры. "Ты на работу, пап?" - спросил он, чтобы успокоить себя. "На работу," - отец поднял и поцеловал мальчика - чего не делал, уходя на работу.

В детсадик его в этот день не повели. Во дворе старшие дети объяснили мальчику, что его отца "взяли". Он не понял, хорошо это или плохо, усвоил лишь, что это необычно, что об этом говорят шепотом, - и возгордился. Вот других отцов не взяли, а его - взяли! И когда на другой день мама в очереди в магазине разговорилась со знакомой, он вмешался в беседу и с гордостью выпалил: "А нашего папу вчера взяли!" - за что тотчас и получил от мамы как следует..."

Это был я, подающий надежды ребенок. В 4 года выучился читать. И не только мойдодыров-айболитов, прочел и папин Устав РККА, Рабоче-Крестьянской Красной Армии - от корки до корки. Что понял, не спрашивайте; но жутко нравилось за словами, закорючками на бумаге, что-то такое представлять.

"... Дома сестры растолковали мальчику, что отца "посадили в тюрьму". Но и это для него были пустые слова. Единственное, в чем он был уверен: это что с отцом, большим, сильным, умным человеком, который никогда его не бил, покупал игрушки и велосипед, подкидывал его к потолку, рассказывал сказки и истории про войну... с ЕГО отцом ничего плохого случиться не может. И когда через месяц разрешили свидание, и мальчик с подоконника, куда его поставили, увидел отца - исхудавшего, бледного, заросшего щетиной, бессильно растерянного, увидел за вертикальной решеткой из толстых прутьев, за какой недавно до этого видел в зоопарке зверей, - мир его представлений рухнул, и он заплакал навзрыд..."